Он сделал то же со своего края, и наши губы встретились. Мужчина набросился на меня, как голодный лев на несчастную газель, подмял под себя, начал целовать шею, оставляя засосы, кусать чуть не до крови плечи.
— Эй, по тише, я не из камня, — я слегка оттолкнула его от себя.
— Прости, ты так пахнешь, я голову теряю, — прорычал он, пытаясь расстегнуть мое платье.
Я, упрямясь, не переворачивалась на живот, и он, рассвирепев, дернул его на мне у воротника, порвав одним движением на 2 части.
— Эй, оно мне нравилось, — засмеялась я.
— После 10 новых получишь, — чернобог уже прильнул к моей полуобнаженной груди и довольно больно укусил за сосок.
Я кинула вызов обеим богиням, как хранителям, проигнорировать мой зов они права не имели.
— Мне больно! — взвизгнула я.
Когда он в поцелуе до крови укусил нижнюю губу, я от души царапнула жениха по лицу у самого глаза. Тот взвыл от боли, закрывая лицо руками, я оттолкнула его, пытаясь встать, и тут же в разных сторонах комнаты появились призванные мной хранительницы. Поняв, где оказались и что видят, обе разинули рты.
— Девочки, уймите вашего мужчину рода ради! Достал, сил нет. Морок применял, совращал неоднократно. Силу применял ко мне, верховной жрице. Прощу защиты вашей.
— С-сука! Какая же ты сука! — заржал кащей нервно, наверно. Но тут же заткнулся под ледяным взглядом Марены.
— Ну вот, еще и оскорбляет, — вздохнула я, стирая кровь с прокушенной им губы.
— Пресветлая жрица-хранительница желает суда хранителей? — осведомилась Мара, поклонившись.
— Суда не хочу. Извинений и клятвы при вас, свидетелях, что такого более не повторится, достаточно.
— Да где там морока хоть тень? — возмутился мужик, — сама пошла, сучка сварожняя!
— Ну что ж, коль одна из сторон не желает примирения, будет суд, — констатировала сестрица, пожирая взглядом любовника.
— Ну, хорошо! — чернобог встал, — приношу извинения перед великой жрицей за телесные увечья и имущественные потери. Обещаю при свидетелях-хранителях, что такого более не повторится.
— Извинения приняты, — кивнула я.
— Пресветлая жрица вправе потребовать возмещение морального ущерба любой своей просьбой или пожеланием, — еще раз поклонилась мне Марена.
— Мое желание в том, чтобы ты не смел прикасаться к Ярославу, не смел покушаться на его жизнь. Не смел подходить к нему.
— Хорошо. Я лично прослежу за исполнением обещания, — поклонилась Мара.
Любила она своего мужа, очень любила и не хотела никому отдавать даже по договору вселенского масштаба.
— На том и порешим. Благодарю за помощь, хранители пресветлые, да славится ваш род. Перенеси меня обратно, — попросила я Девену.
— Ты голая, — напомнила сестра.
Мара метнулась куда-то и тут же появилась, держа в руках красивый струящийся халат золотого цвета. Люцифер вообще исчез куда-то.
— Спасибо, — улыбнулась я Маре, взяла за руку сестру, и мы переместились к Аюдагу.
— Спасибо, — улыбнулась мне сестра.
Не успела я ответить «пожалуйста», как Девена с ног до головы оказалась в кольце пламени и дико закричала от боли, рядом появился Люцифер.
— Мама! — в ужасе закричал Ярик и бросился к матери.
— Нет, сыночек, не ходи к нему! — закричала в ужасе мать.
Пламя стало ярче и жарче, Люцифер улыбался.
Раздался оглушительный раскат грома, и ливень ударил плотной стеной. Дива, жена Перуна, Дождевица-матушка, как звали ее славяне, стояла, подняв руки к небу.
Пламя погасло. Люцифер схватил любовницу за волосы и приставил к ее горлу нож.
— Иди ко мне, Ярик! Иди ко мне, сын! — рычал он, и Ярик пошел.
— Отпусти их! Отпусти их всех! А я пойду с тобой, — закричала я. — Да! Да! Да! Я говорю тебе «да»! Только отпусти их всех, дай им улететь. А я пойду с тобой, я сей же ночью понесу от тебя, и мы исполним договор.
До меня доносился отчаянный плач Машеньки, и он придавал мне решимости.
— Пошли прочь, — гаркнул Люцифер, отпуская Девену.
Та взяла сына за руку и побежала к остальным.
— Пойдем! — Люцифер подал мне руку.
Я протянула ему свою, подошла близко-близко, обняла.
— Узнал меня, сволочь! Узнал меня, тварь! — прошипела Майя.
— О да, любимая, да! — улыбнулся он.
— Ну, давай зажжем теперь! — усмехнулась я.
Я воззвала к дару Семаргла, и мы оба вспыхнули синем пламенем. Огонь у огнебога светлый, праведный, не вырваться злу из него. Люцифер дико закричал, пытаясь вырваться из моих объятий, но я держу, крепко держу, посылая отчаянную мысль мужу: уходите, улетайте, спасайте детей! Умоляю, спасайте!
И они уходят, я это знаю! Чувствую. Люцифер все еще кричит от дикой боли, но не умирает. Бессмертный, мать его! А вот я начинаю слабеть, мои силы тают, а вместе с ними и мое пламя. Я выпускаю Люцифера, он падает, падаю рядом и я.
— А ниче так зажгли, — хохочет Дьявол, — на этой сволоте уже не единого ожога. Была б ты подревнее, несладко б мне пришлось реально.
На море разыгрывается шторм, волны вздымаются все выше, брызги воды долетали до лица и освежали, но все равно не было сил даже встать.
— Вставай, пойдем, сейчас шторм будет, у меня нет сил на перемещение, ножками придется.
— У меня нет сил даже встать, спать хочу, — прошептала я.
— Ладно, щас, погоди минуту.