Любовь холоднее смерти

«Да, у Елены был мотив и были возможности… Но мотив-то был реальный, а вот возможности – весьма умозрительные. Диккенс бульварщиной не занимался, а женщина в мужском платье – это чистой воды водевиль. Не разоблачить девушку, красивую и женственную, если она станет выдавать себя за пожилого холостяка? Брюки и сюртук никого бы не обманули. Фигура выдала бы Елену с головой… То есть другими местами. Но допустим, этот номер прошел. Ни фигура, ни тембр голоса (пусть низкого, но никак не мужского) никого не насторожили. А лицо? Куда же она денет свое лицо, которое прекрасно известно всем жителям этого крошечного городка, где она провела несколько долгих месяцев после того, как ее оклеветанный брат уехал в Лондон? Провинциалы – люди приметливые и любопытные. Они бы мгновенно разоблачили Елену, а этого не произошло. Пусть даже она общалась с немногими из горожан… Риск все равно был слишком велик».

Но Лида была готова допустить даже это чудо. Чего на свете не бывает? Тем более что Елена большую часть времени проводила в закрытом женском пансионе, а теперь общалась в основном с мужчинами, так что круг знакомств у нее значительно изменился. Тем более Дэчери явился только через полгода после исчезновения Эдвина, то есть летом – именно тогда, когда из городка уехали все, знавшие Елену в пансионе, – и ученицы, и начальница… Начались каникулы, то есть в это время риск ее опознания значительно снизился. Огромная седая шевелюра тоже была очень подозрительна. Если бы под ней скрывалась коротко остриженная мужская голова, то вовсе незачем было напяливать здоровенный парик – хватило бы обычного. Обычный был бы даже предпочтительней – не привлекает внимания. Но вряд ли Елена рассталась бы со своими исключительными черными кудрями. Насчет привычки женщин трясти волосами Лида и вовсе спорить не собиралась – она сама постоянно откидывала и теребила локоны и была уверена, что ее предшественницы, жившие в девятнадцатом веке, делали то же самое. «Длинные волосы всегда лезут в глаза, вот и все».

Но вот с тем, что Дэчери не надевает шляпы, потому что «не уверена» – сможет ли носить ее по-мужски, Лида была не согласна. «Дэчери мог просто промахнуться с размером. Купил свой обычный размер, а шляпа на парик не полезла. Вот он и таскает ее в руке. Стоп! – задумалась она, когда впервые задалась этим вопросом. – Какой еще свой обычный размер? Женщины прикалывали шляпы к волосам, и вопрос объема головы для них тогда не стоял. А вот мужчины – те точно знали свои размеры шляп. Так что же получается?»

Она пришла к выводу, что встряхивание волосами вовсе не было чисто женской привычкой. То же самое мог делать и мужчина, постоянно поправляющий слегка съехавший парик. Или же артистическая натура. В том, что Дэчери предпочел обратиться насчет комнаты к миссис Топ, тоже не было ничего удивительного – сдачей комнат обычно ведают именно женщины: ведь им приходится и готовить на постояльца, и убирать за ним. И очень редко этим занимаются их мужья.

Но самые большие возражения вызвала у нее версия Каминга Уолтерса насчет меловых черточек. «Значит, Дэчери боится что-либо писать, пока находится в Клойстергэме? Чтобы не узнали женский почерк? Да вот вам – он «сидит за столом и пишет, одновременно зорко оглядывая прохожих, как будто он сборщик дорожной пошлины…» Вот что увидела старуха, заглянув в его открытую дверь, под самым носом у Джаспера – ведь Дэчери снял квартиру в его доме! Как же он не пишет? Так и строчит!»

И наконец, она вдребезги разбила версию Уолтерса, перечтя последние страницы романа. Дэчери, оставшись в своей комнате один и проведя на дверце буфета меловую черту, говорит сам себе: «Мне нравится этот способ вести счета, принятый в старинных трактирах. Никому не понятно, кроме того, кто ведет запись, но все тут как на ладони, и в свое время будет предъявлено должнику. Гм! Пока еще очень маленький счет. Совсем маленький!»

Если Дэчери в этот момент один, предположила Лида, ему незачем притворяться и маскироваться. Откуда же взялись эти речи о старинных трактирах? Неужели Елена, воспитанная молодая девушка из приличного общества, коротала вечера, сидючи в трактирах за кружкой эля и тарелкой холодной баранины? Да вообще, откуда ей, только что приехавшей с Цейлона, могут быть известны старинные английские обычаи, не говоря уж о трактирных порядках?!

Этот довод окончательно убедил Лиду, что она должна отбросить версию Каминга Уолтерса. «Он сделал из Елены прямо какую-то Никиту'! Еще утверждает, что Грюджиус знает о расследовании Дэчери! Еще говорит, что на картинке Дэчери встречается с Джаспером в склепе! Да никто из тогдашних джентльменов не позволил бы молодой девушке ввязаться в такое опасное дело! Они бы со стыда сгорели, руки на себя наложили, но ни за что, никогда не отпустили бы Елену на произвол судьбы! Это исключено! Это – водевиль! Но тогда кто же этот загадочный сыщик?»