В переливающихся радужных бликах салюта отразилась тысяча картонных коробок, и та, что стояла, слегка покачиваясь, на замерзшей траве, поднялась в воздух вслед за Варварой. Музыка нарастала, учащались залпы, и все больше разноцветных искр рассыпалось над лесом.
«Так вот он какой, гномий секс! — поняла Варвара. — Значит, это и есть те спецэффекты, которые Вася имел в виду...»
Она опустилась на землю и продолжала смотреть на иллюминацию и на картонный домик, парящий над поляной в розовом облаке.
Время замерло или растянулось, никто не смог бы сказать с полной точностью, сколько минут, а может, часов прошло с тех пор, как вокруг разыгрался этот праздничный фейерверк, пока звуки музыки и петард резко не прекратились и над лесной поляной на мгновение не нависла полная тишина. Коробка застыла в воздухе. И вдруг раздался хрустальный звон — произошло фантастическое и наиредчайшее событие.
Две слившиеся гномьи души, не сговорившись заранее, одновременно, едино подумали: «Как же это великолепно, я хочу от тебя ребенка, причем немедленно!»
Евпраксия Никитична забеременела.
Праздник
Множество широкоскулых, добротно одетых людей, преимущественно мужского пола, собирались встречать в Москве Новый год. Атмосферу праздника они почуяли инстинктивно, как звери в сейсмической зоне чуют приближающееся землетрясение: о значении Нового года эти люди не знали совсем ничего, будучи инопланетными пришельцами. Правда, с какой планеты пришли, как, когда и зачем, они не помнили: из всего прошлого всплывали в памяти только лица двух женщин — круглое и худое. Круглое было с кудряшками, а худое — с неровной челкой, падающей на глаза. У кого-то в памяти вместе с лицами выплывал силикатный кирпич, а потом — пустота и покой. Позже, когда стали вновь различаться звуки, пришло знание языка — хоть и вполне понятного, но чужого по ощущениям, а своего вспомнить они не могли, как ни тужились, встречаясь на улицах с себе подобными: широкоскулыми и узкоглазыми. Да уж, две женщины мозги им промыли как следует, не схалтурили.