Роуленд на это ничего не ответил. Они продолжили путь в молчании. Молча спустились с холма и приблизились к оранжерее Макса. Возле калитки Макгуайр остановился и снова задумчиво нахмурился. С ветвей падал яблоневый цвет и подобно конфетти ложился у их ног.
– Ну, что ж, – внезапно заговорил Роуленд, – если Линдсей действительно нуждается в поддержке, если на какое-то время ей нужен спутник и собеседник, я, конечно, могу им стать…
– Тем более, что это – ненадолго, – подхватил Марков. – Замените меня на это время. А потом, когда я вернусь из Танжера, – он не договорил фразу.
– Или, – словно невзначай добавил Роуленд, – из отдаленных районов африканского буша…
– Верно, верно. Это – глухой уголок в верховьях Замбези…
Ощущая себя победителем – в конце концов, все оказалось не так уж и трудно, – Марков открыл калитку сада.
– Странно только, что мне раньше никто об этом не говорил, – задумчиво сказал Роуленд. – Ни одна живая душа. Ни Макс, ни Шарлотта.
– А вы полагаете, им об этом хоть что-нибудь известно? – патетически воскликнул Марков. – Уверен, что нет. Линдсей такая скрытная! Она почти ни перед кем не раскрывает свою душу. Да не почти, а вообще ни перед кем, кроме меня.
– Да и, глядя на саму Линдсей, такого не подумаешь. Помнится, в январе она была так мила, что приготовила ужин у меня дома, и я готов поклясться, что она тогда упомянула…
– Другого мужчину? – быстро договорил за него Марков. – Такое возможно, но, надеюсь, вы понимаете, что это – всего лишь ширма, прикрытие. Не могли же вы всерьез купиться на это!
– Да, возможно, меня тогда подвела толстокожесть, и я этого не сообразил, – с полуулыбкой согласился Макгуайр. – Вероятно, это ее замечание ослепило меня. Как глупо с моей стороны! Ну-ну…
Следом за Марковым он вошел в сад. Фотограф решил, что на сей раз ему лучше воздержаться от ответа. Вранье, к которому пришлось прибегнуть напоследок, далось ему с трудом. От усилий, приложенных ради спасения положения, его даже бросило в пот. Кроме того, что-то в последней реплике Макгуайра сконфузило его. Его настораживало и даже слегка пугало невероятное самообладание, присущее этому человеку.
– Может быть, мне следовало держать рот на замке? – вновь заговорил он, когда они уже подходили к дому. – Может, зря я затеял весь этот разговор? Но к кому еще мне было обращаться? Вокруг так мало холостых мужчин!
– Да, и в самом деле мало. Мы – вымирающий вид.
– К Максу с такой просьбой я обратиться не могу, да у него и времени бы на это не хватило. У него – жена, дети. Кроме того, такое по силу только человеку, которого Линдсей знает и которому верит.
– Не корите себя. – Большая и сильная ладонь Макгуайра легла на плечо Маркова. На лице его появилась теплая улыбка. – Я почту за честь замещать вас на время вашего отсутствия.
– И, надеюсь, не расскажете Линдсей о нашем разговоре? Если она узнает, что я обратился к вам с подобной просьбой, ее инфаркт хватит.
– Можете на меня положиться, – заверил его Роуленд. – Я приложу все силы для того, чтобы играть свою роль на «отлично». По крайней мере, вплоть до вашего возвращения.
Из груди Маркова вырвался вздох облегчения. Это, конечно, было не совсем то, на что он рассчитывал, но ничего больше он сейчас сделать не мог. Теперь все зависело от одной только Линдсей. Позволив Роуленду первому войти в дом, он задержался на пороге, чтобы еще раз взглянуть на сияющее небо и цветущие яблони. Губы его двигались. Иногда Марков бывал суеверным и теперь просил небеса о том, чтобы они послали им удачу.
Паскалю снились убитые. Эти сны стали посещать его много лет назад – когда он только начал работать в «горячих точках». Они прекращались, а потом снова начинались, но только уже в других формах, и с тех пор не покидали его почти никогда. Иногда ему снились реальные события, свидетелем которых он являлся в разное время и о которых, казалось, давно позабыл.
Иногда сновидения бывали расплывчатыми и неопределенными, но от этого не менее пугающими.
Почти двадцать лет пробыл он на разных войнах и давно привык к таким кошмарам. Вот и сегодня, проснувшись, прибегнул к знакомой тактике. Он дождался, когда успокоится сердцебиение, и сосредоточился на вещах, которые его окружали: кровати, комнате. Иногда с той же целью он начинал говорить с самим собой. Например, вслух перечислял те дела, которые предстояло сегодня сделать.