Любовь Лилы (ЛП)

— Совершенно точно — от вредных привычек надо избавляться.

Вздохнув, Лила вернула Максу чашку. Затем поцеловала тетю в щеку.

— Мне нравится цвет твоих волос. Очень по-французски.

С кудахтаньем, похожим на хихиканье, Коко принялась мешать тесто ложкой.

— Достань хороший фарфор, милая. У меня праздничное настроение.

Кофилд повесил трубку, охваченный унизительным, тошнотворным бешенством. Стукнул кулаком по столу, в клочья разорвал несколько брошюр и под собственный вопль вдребезги расколотил о стену хрустальную вазу. Хокинс и раньше видел подобные приступы, поэтому отпрянул назад, выжидая, пока компаньон успокоится.

Три раза глубоко вздохнув, Кофилд сел, сцепил пальцы, остекленевший пустой жестокий взгляд обрел осмысленность.

— Хокинс, похоже, мы стали жертвами рокового стечения обстоятельств. Автомобиль, за рулем которого сидел наш распрекрасный профессор, зарегистрирован на Кэтрин Калхоун Сент-Джеймс.

Выругавшись, Хокинс отлепился от стены.

— Я уже говорил, что вся эта работа смердит. По справедливости он должен был сдохнуть. Вместо этого оказался прямо в руках Калхоунов. Квартермейн наверняка уже все им рассказал.

Кофилд свел ладони домиком.

— О да, наверняка.

— И, если он узнал тебя…

— Не узнал.

Восстановив самообладание, Кофилд переплел пальцы и положил на стол.

— Иначе не помахал бы мне. Духу бы не хватило.

Чувствуя, как затряслись руки, постарался расслабить их.

— Этот человек — просто идиот. За один год жизни на улицах я понял больше, чем он за все годы пребывания в университетах. Да и, в конце концов, мы здесь, а не на судне.

— Но он в курсе, что мы на острове, — настаивал Хокинс, злобно хрустя суставами. — Теперь они все в курсе. И могут принять меры.

— Что только добавляет игре остроты — пришло время сыграть по-крупному. Раз уж доктор Квартермейн присоединился к Калхоунам, полагаю, следует познакомиться с одной из леди.

— Ты не в своем уме.

— Берегись, старый друг, — мягко предупредил Кофилд. — Если не нравятся мои правила, никто не держит тебя здесь.

— Именно я заплатил за чертову яхту.

Хокинс провел рукой по коротким жестким волосам.

— И уже целый месяц варюсь во всем этом. К тому же вложил немалые деньги.

— Так предоставь мне придумать, как их вернуть.

Кофилд поднялся и неспешно подошел к окну. В ухоженном палисаднике распустились симпатичные летние цветы. Что напомнило, какой длинный путь он прошел от съемных квартир южного Чикаго. А с ожерельем уйдет еще дальше.

Возможно, уютная вилла в южных морях, где он сможет расслабиться и отдохнуть, пока Интерпол носится кругами, разыскивая его. Уже припасен новый паспорт, новое прошлое, новое имя… и некая сумма денег, обрастающая процентами на секретном швейцарском счете.

Большую часть жизни он занимается подобными делишками и весьма успешно. Изумруды интересуют его не просто как хрустящие банкноты, которые он получит после сбыта краденого. Камни манят его. И он твердо намерен их заполучить.

Пока Хокинс метался по комнате, Кофилд продолжал пристально смотреть в окно.

— Теперь припоминаю, что во время моей недолгой дружбы с прекрасной Амандой, она рассказывала, что ее сестра Лила больше всех знает о Бьянке. Возможно, и про изумруды ей тоже известно больше остальных.

Вот это уже ближе к делу, решил Хокинс.

— Собираешься захватить ее?

Кофилд вздрогнул.

— Это твой стиль, Хокинс, а я, уж поверь, буду действовать гораздо изящнее. Думаю, пора посетить Акадию. Говорят, тур по природному парку весьма познавателен.

Лила всегда любила нескончаемые солнечные летние дни. Хотя то же самое могла бы сказать про долгие темные зимние вечера и, по правде, именно их и предпочитала. Она не носила часов. Время, безусловно, нужно ценить, но это не означает, что за ним надо следить. Однако сейчас — впервые на своей памяти — желала, чтобы минуты текли быстрее.

Лила тосковала без Макса.

Не имело значения, как глупо она себя чувствовала, влюбленность заставляла ощущать восхитительную легкость в мыслях. Когда эмоции настолько мощные, обидно за каждый час, проведенный порознь.

Макс покорил ее своей деликатностью и незыблемой порядочностью, впечатление усиливало осознание его уязвимости, словно она имела дело со сломанными крыльями и искалеченными лапами, которые мечтала вылечить.

Лилу по-прежнему привлекали все эти качества, но теперь проявилась и другая сторона натуры Макса. Властность. Лила поежилась при воспоминании о вчерашнем разговоре и могла бы поклясться, что сочла поведение Макса наступательной операцией. Однако его атака совсем не обижала. Согревала.

Макс взял всю ответственность на себя. Ответственность за нее, подумала Лила, вспыхнув от волнения. Хотя она все еще злилась на сравнение с трудной студенткой, его решимость восхищала. Он просто объявил свои намерения и следовал им.

Лила прекрасно знала, что несколькими умело подобранными словами сумеет заморозить на полпути любого мужчину, если он попытается командовать ею. Но Макс — не любой мужчина.

Оставалось надеяться, что он тоже начинает верить этому.