После долгой разлуки Василий навещал матушку почти каждый вечер, и у них вошло в привычку развлекаться перед сном таким вот немудреным образом. Княгиня Евдокия почти всегда выигрывала – но возмужавшего сына сие ничуть не огорчало. Ведь женщина своим победам искренне радовалась – а для мужчины куда важнее достигать успеха совсем в других деяниях.
– Было интересно, много нежданного, – начал свой рассказ старший княжич, поправляя фишки. – Меня угораздило оленя вместо вепря завалить, даже копье потерял от неожиданности. Но олень могучий выдался, матерый. Как довезут, обязательно рога тебе подарю!
– Это славно, – похвалила его княгиня. – Коли рога оленьи, то для мужчины сие в гордость. А медведей много подняли?
– Пятерых. Четырех свалили, один ушел. Ловкий оказался, быстрый.
– Да-а… Дмитрий Иванович медвежью потеху завсегда любил. Помнится, зимы никак не мог дождаться, чтобы в лес заснеженный забраться.
– Кстати, матушка, скажи, отчего отец совершенно не берет в руки ни меча, ни копья? – бросая в очередной раз кубик, поинтересовался Василий. – Охота была бы веселее, кабы великий князь хотя бы раз… Хоть бы стрелу пустил, что ли? А то зверя все поднимают, а он созерцает токмо издалека да мед хмельной пьет.
– Он задыхается, – заметно погрустнев, тихо поведала княгиня. – После твоего отъезда, Васенька, Дмитрий Иванович начал сильно тучнеть, и ныне ему все труднее ходить. Батюшка твой быстро устает, ему постоянно не хватает дыхания. Когда до нас дошли вести, что ты пропал после набега ушкуйников на Сарай, твой отец учинил поход на Новгород. Но великий князь так и не смог ни разу вынуть меча из ножен! И потому разбойников так и не покарал. Отвернул домой в пятнадцати верстах от Волхова, обойдясь откупом за обиду всего в восемь тысяч рублей.
Евдокия Дмитриевна тоже бросила кубик, передвинула фишки, подняла голову и внезапно улыбнулась:
– Тогда я пришла в бешенство. Ну, когда узнала, что новгородцы откупились не кровью, а золотом! Но поскольку ты жив, то результат похода получается вполне даже удачным.
– Лекари что сказывают?
– А чего они скажут? – пожала плечами женщина. – Меньше кушать советуют, меньше сидеть и лежать, больше ходить. Вот токмо ходить великому князю все труднее, бока же его растут, несмотря на любые воздержания.
Великая княгиня снова бросила кубики и подняла глаза на сына:
– Тревожно мне, Василий. Вестимо, вернулся ты очень-очень вовремя.
В свои покои княжич вернулся в тяжких раздумьях. Походив от стены к стене, встал к пюпитру, развернул на нем лист мелованной бумаги и взялся за перо. Утром же вручил туго скрученный и опечатанный свиток еще сонному Копуше:
– Ты, дядька, и сам знаешь кому, – напутствовал он верного холопа и вручил тяжело звякнувший замшевый мешочек. – Скачи!
Отдав приказ накормить гонца от пуза, напоить до беспамятства и уложить почивать возле печки, князь Витовт поднялся наверх и постучал в дверь дочкиных покоев. Ответа не дождался, толкнул створку… и стремглав кинулся к плачущей на постели дочери:
– Софьюшка, что с тобою?!
– Не зовет… – жалобно всхлипнула девушка. – Батюшка, он про меня никому даже не признался!
– Отрекся?! – похолодел князь, подхватил лежащий на полу свиток, растянул между руками, быстро пробежал глазами и облегченно перевел дух: – Фу-у-уф-ф… Ну, что же ты меня так пугаешь-то?
Витовт отбросил грамоту, присел на край перины, подтянул Софью ближе к себе и крепко обнял, поглаживая по голове:
– Ну что же ты плачешь, доченька? Там половина письма о том, как любит он тебя и тоскует, а ты плачешь! Он же не забывает о тебе, беспокоится…
– Но никому обо мне не признался! – всхлипнула девушка. – И не зовет!
– Правильно не признался, Софьюшка. Не глуп твой суженый, вот и промолчал. Разве ты не читала, как отец его разозлился, когда про Киприана услышал? – наклонился к лицу девушки отец. – Наш святитель личность известная. Кабы Василий твой признался, что это он вас обвенчал, Дмитрий Иванович сразу бы интриги митрополита в сем браке усмотрел! С большим бы подозрением отнесся и разрушить бы попытался. И я его понимаю, сам бы так же поступил! Киприан наш прохиндей еще тот… Посему мудрее будет выждать, дабы известие о нем подзабылось, а опосля отдельно о венчании признаться, о Киприане никак не поминая. Любый твой о сем и пишет. Так что и ты не поминай про Киприана, коли кто спросит, дабы рассказы ваши потом одинаковыми оказались.
– Да? – всхлипнула Софья. – Кому, когда?! Василий меня к себе не зовет!!! Здесь мне свой век куковать придется, в четырех стенах!
– Так уж и весь век, – улыбнулся князь Витовт, гладя ее по голове. – Не беспокойся, еще позовет. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Для такого известия для родителей надобно момент удачный выбрать. Ну, он тебе сам же о сем и пишет!
– И что мне ему отвечать? – шмыгнула носом девушка. – Чтобы до седых волос моих случай удачный для признания выбирал?