Любовь, медицина и чудеса

Более того, пациенты часто сосредоточивают внимание на очевидных внешних объектах, в то время как более личные раздражители, которые труднее признать, остаются скрытыми и повышают их восприимчивость к болезни. Для тех, кто уже болеет раком, психологические аспекты болезни имеют решающее значение. Мы не можем изменить прошлое – наших родителей и действие канцерогенов в прошлом – но можем изменить самих себя, и тем самым наше будущее. Как сказал один из моих пациентов: "Рак – это не приговор, это всего лишь слово"¹⁹.

Когда я начал работать с ИРП, я ощутил всю огромную массу этого психического раздражения. Первая группа пациентов никогда не имела шанса выразить его, и все они пришли на первое собрание раздраженными. Вначале мне было из-за этого трудно говорить о моей работе с другими врачами. Уходя с этих собраний, где я слышал столько раздражения против врачей, я и сам на них злился. При встречах с любым коллегой я некоторое время говорил: "Вы типичный врач". Они знали, что это порицание. К счастью, мои собеседники спрашивали меня, что происходит, и я осознал, что уношу с собой домой раздражение моих пациентов, поскольку только я мог его воспринять. Теперь более опытные члены ИРП тоже помогают новичкам выразить свою ярость.

Я не хочу этим сказать, что гнев на внешние обстоятельства следует подавлять – совсем напротив. Следует поощрять пациентов выражать весь свой гнев, свои обиды, свою ненависть и свои страхи. Эти эмоции являются признаками того, что угроза нашей жизни нас тревожит. Снова и снова исследования показывают, что люди, открыто выражающие свои отрицательные эмоции, лучше переносят бедствия, чем эмоционально зажатые. Среди пациентов с поражениями позвоночника те, кто выражал большое горе и раздражение, выздоравливали лучше, чем те, кто занимал более стоическую позицию. Матери, сильно отчаивавшиеся по поводу рождения уродливого ребенка, лучше заботятся о нем, чем те, кто спокойно принимает это несчастье. Доктор Эндрю Баум в своем исследовании людей, проживавших вблизи Три Майл Айленд²⁰, обнаружил, что люди, выражавшие ярость и страх, меньше пострадали от стресса и психологических проблем, чем те, кто подходил к происшедшему "рационально". Невыраженные чувства депрессируют вашу иммунную систему.

Некоторые раковые пациенты испытывают также сильное чувство вины. Они упрекают себя, как многие заболевшие дети, считающие свою болезнь наказанием за дурное поведение. Эта позиция хотя и не идеальна, все же не вполне деструктивна, потому что она часто приводит к более реалистическому ощущению собственного участия в наступлении болезни. И в самом деле, множество исследований показало, что люди, перенесшие катастрофу и ощущающие свою долю вины в ней (даже если такой вины не было), легче справляются с травмами, чем те, кто испытывает полную беспомощность. Это справедливо и для таких трагедий как изнасилование, землетрясение или наводнение, и для болезней. Например, изнасилованная женщина может думать, независимо от обстоятельств: "Этого бы не случилось, если бы я была осторожнее, если бы я научилась защищаться", и это может уменьшить ее чувство беспомощности и сделать ее менее уязвимой в будущем. Как показали исследования, такая установка позволяет людям принимать человеческие и стихийные бедствия, не теряя ощущения красоты и осмысленности жизни.

Леонард Дерогатис показал в 1979 году с помощью набора психологических тестов, что пациентки с раком груди, испытывавшие и свободно выражавшие сильный гнев, страх, депрессию и чувство вины, живут намного больше, чем те, кто мало проявляет такие эмоции. Те, кто умер в течение года, полагались главным образом на подавление, отрицание и другие подобные психологические виды защиты. Враждебность выживших пациентов к своим врачам привела к заключению, что у них образовались "плохие" отношения между врачом и пациентом, о чем уже была речь в Главе 1. Дерогатис использовал строгие статистические методы, чтобы исключить физические различия между группами пациентов, проживших недолго и проживших долго. Его работа доставляет превосходную научную поддержку мнения группы исследователей, высказанного почти тридцатью годами раньше, на которых "произвело впечатление вежливое, извинительное, почти болезненное примирение пациентов с быстро прогрессирующей болезнью, по сравнению с более выразительными и иногда странными личностями" тех, кто прожил дольше.

Четыре вопроса.

Прежде чем я могу помочь пациенту в выборе лечения, я должен выяснить их установку по отношению к самим себе и к болезни. Особенно важно оценить, насколько сильна их воля к жизни, а затем усилить ее, побудив их высказать свой гнев, страх и другие эмоции. Как пишет Норман Казинс в своей Анатомии Болезни,

Воля к жизни – это не теоретическая абстракция, а физиологическая реальность с терапевтическими характеристиками.

***