Любовь, медицина и чудеса

Как мы обнаружили в ИРП, для выздоровления от серьезной болезни важнее всего четыре веры: вера в себя, вера в своего врача, вера в лечение и духовная вера. Первые три из них мы уже обсуждали, но последняя, хотя и редко вполне достижимая для большинства из нас, составляет во многом ключ к остальным.

«Духовная вера» – многозначное выражение. Ее не надо себе представлять как принадлежность некоторой организованной религии, и все мы знаем, что некоторые из самых благочестивых на вид людей наименее духовны. Это те люди, которые причиняют другим людям «духовные язвы», как выразился один из членов моего семинара. С точки зрения целителя, я считаю, что в духовность входит вера в некоторый смысл и порядок вселенной. Я рассматриваю силу, стоящую за творением как любящую разумную энергию. Некоторые называют ее Богом, другие видят в ней просто источник исцеления. От этого исходит способность обрести мир, разрешить видимые противоречия между нашими чувствами и действительностью, между внутренним и внешним. Духовность означает принятие всего, что есть (что не надо смешивать с примирением или одобрением зла). Иисус велел нам любить наших врагов, но не уподобляться им; и он не велел нам не иметь врагов. В конце Второй мировой войны в покинутом, разрушенном бомбами доме в Германии союзные солдаты нашли свидетельства этой веры, выцарапанные на стене подвала одной из жертв Холокоста:

Я верю в солнце – даже когда оно не светит;

Я верю в любовь – даже когда она не проявляется;

Я верю в Бога – даже если он не говорит.

Духовность означает способность находить душевный мир и счастье в несовершенном мире и ощущать свою собственную личность несовершенной, но приемлемой. Из этого мирного состояния ума исходят творческая способность и способность к бескорыстной любви, идущие рука об руку друг с другом. Признание, вера, прощение, мир и любовь – это свойства, определяющие для меня духовность. Эти характеристики всегда появляются у тех, кто неожиданно выздоравливает от серьезной болезни.

Большинство врачей не «прибегает к Богу», пока пациент не близок к смерти. Тогда они могут предписать надежду и молитву. Я думаю, что гораздо лучше связаться с духовными верованиями пациента раньше, когда эта работа легче. Каждый, кто верит, что наш мир в основном прекрасное место, – даже если он произошел не от Бога, а от природы – имеет причину в нем оставаться. Человек, верующий в благожелательную высшую силу, имеет сильные основания надеяться – а надежда имеет физиологическое значение.

Конечно, «медицинский смысл» религии меняется от человека к человеку. Те, кто исповедует веру просто потому, что это делали их родители, или потому, что она повышает их социальное положение, вряд ли в действительности веруют, что эта религия может их исцелить. Иногда религия становится даже отрицательным фактором. Люди думают: «Если Бог постлал мне эту болезнь, то кто я такой, чтобы выздороветь?» Верования, твердо опирающиеся на вину, первородный грех и предопределение, мало помогают в исцелении. Иными словами, трудно найти мир в жизни, если вы верите, что смерть бессмысленна, а земное существование тщетно. Поэтому я предпочитаю говорить о духовности, а не о религии, чтобы избежать ограничений доктрины. Важно никому не навязывать стереотипного образа Бога. Вместо этого мы стремимся в ИРП найти положительную сторону в верованиях каждого пациента.

Я хотел бы подчеркнуть здесь разницу между желанием, которое пассивно, и надеждой, которая активна. Надежда означает, что вы считаете возможным желательный для вас исход, а затем работаете ради него. Желание же означает, что вы попросту сидите и ждете, чтобы чудо сошло к вам с неба. Юнг говорит: «Таким образом каждая проблема несет с собой возможность расширить наше сознание, но также необходимость распрощаться с инфантильной подсознательностью и с верой в природу» – и он сравнивает этот процесс с уходом из рая. Я внушаю пациентам, что надо верить в Бога, но не надеяться, что он сделает за нас всю работу.