Наконец маркиз решил, что с него хватит.
– Довольно! – воскликнул он.
Несмотря на боевой настрой, Дейдре обнаружила, что разыгрывать комедию дальше у нее пропало желание. Голос у маркиза был властный. Никогда прежде она не слышала, чтобы он повышал голос, и посему решила, что победа, какая-никакая, все же осталась за ней и Мегги.
Мегги напоследок взвыла и закончила тихим всхлипыванием. Дейдре сочувственно посмотрела на нее. Девочка так вжилась в свою роль, что слезы у нее лились настоящие и всхлипы звучали вполне натурально.
Брукхейвен оперся ладонями о стол и медленно поднялся.
– Поскольку ни одна из вас, похоже, не готова отдать должное прекрасно приготовленной баранине, вы обе отправитесь спать без ужина, – прорычал он.
Дейдре могла бы возмутиться, напомнить, что она уже далеко не ребенок, чтобы ее таким образом наказывали, но решила промолчать. В конце концов, без ужина ее оставили вполне заслуженно. И, если честно, она от души повеселилась. Дейдре встала из-за стола, нисколько не растеряв самообладания.
– Мы уходим, леди Маргарет.
Мегги, шмыгнув носом, покорно поднялась и уже у двери обернулась:
– Я хочу спать со своим котенком.
Никто не мог бы упрекнуть девочку в отсутствии выдержки.
Брукхейвен опустился на стул и уронил голову на руки.
– Вопрос с котенком решим завтра утром, леди Маргарет. А до той поры кухарка позаботится о нем.
Дейдре и Маргарет поступили мудро – отступили, сохранив силы для грядущих сражений. И, несмотря на отступление, они чувствовали себя победителями.
– Вы когда-нибудь пробовали леденцы?
Дейдре и Мегги ретировались в спальню Дейдре. Здесь было тепло и уютно, угольки весело потрескивали в камине, но голод, надо сказать, уже давал о себе знать, и меньше всего Дейдре хотелось говорить о еде.
– Конечно, пробовала.
Должно быть, тон был не слишком приветлив, потому что Мегги замолчала, уставившись на угли. Дейдре отложила книгу, которую читала вслух.
– Ты никогда не пробовала сладостей, да?
Мегги покачала головой, не сводя глаз с язычков пламени.
– Папа распорядился, чтобы мне не давали сладкое.
– Никогда? – Как это на него похоже: лишить ребенка сладостей. Никаких тебе праздников. – Можно подумать, что мы заключенные в Тауэре, – проворчала Дейдре.
Мегги обернулась к ней.
– Что вы сказали?
Дейдре соскользнула с кушетки.
– Я сказала, что владею волшебством. – Дейдре улыбнулась. – Я умею делать ириски!
У Мегги расширились глаза.
– Правда?
Дейдре дернула за шнурок звонка, вызывая прислугу.
– Мой отец научил меня, – доверительно сообщила она Мегги. – Мы делали ириски зимой, когда не хотелось выходить на улицу.
Фортескью, как всегда, не заставил себя ждать.
– Чего изволите, миледи? – с вежливым поклоном спросил он.
Дейдре, на радость Мегги разыгрывая повелительницу, с шутливой помпой приказала:
– Я требую два маленьких горшочка, сливочное масло, сахар, шоколад и лесные орехи. Немедленно!
Фортескью взглянул на Мегги.
– Его светлость приказал не давать Маргарет сладостей.
Дейдре скрестила на груди руки и приподняла бровь.
– А мне его светлость тоже запрещает есть сладкое?
Губы Фортескью едва заметно дернулись.
– Нет, миледи. Я сейчас же велю принести вам все необходимое.
Когда за Фортескью закрылась дверь, Мегги недоверчиво спросила:
– Мы будем есть сладости?
Дейдре со смехом повалилась на кушетку.
– Леди Маргарет, мы будем не просто есть сладкое, мы будем объедаться сладким, пока у нас все не слипнется!
Вскоре принесли поднос со всем необходимым. Орехи были уже поколоты, очищены и раздроблены, а шоколад разломлен на небольшие кусочки, как раз такие, какие нужно, чтобы его расплавить. Заодно горничная принесла кувшин молока и два стакана. Очевидно, все в доме считали, что пора его светлости несколько ослабить вожжи.
Дейдре и Мегги расположились на полу у камина. Дейдре показала, как плавить масло с сахаром на углях, постепенно вымешивая, пока масса не приобретет нужный оттенок коричневого цвета. Поставив масляно-сахарную смесь остывать на подоконник, Дейдре и Мегги взялись за шоколад: расплавили его, смешав с сахаром.
– Мы можем прямо сейчас начать есть? – спросила Мегги.
Дейдре рассмеялась.
– Я тоже задавала папе этот вопрос. И он отвечал мне: терпение, моя милая. Потерпи, оно того стоит.
Дейдре вылила расплавленный шоколад на остывшую масляно-сахарную смесь, присыпала его дроблеными орехами и снова поставила на подоконник остывать.
– На самом деле важно, чтобы все это быстро охладилось, – пояснила Дейдре, и вдруг заметив грусть девочки, спросила: – Что-то не так, леди Маргарет?
– Папа совсем меня не любит, – сказала девочка. Большие глаза Мегги заблестели.
Дейдре нечем было опровергнуть это утверждение, поскольку сама она не видела в Брукхейвене никаких признаков отцовской любви.
– Откуда тебе знать?
– Ваш папа звал вас милой. Мой папа никогда… Раньше, когда он приезжал в Брукхейвен, он звал меня «Мегги» и гладил по голове. А теперь он зовет меня «леди Маргарет» и даже по голове не гладит.
Дейдре на мгновение закрыла глаза. Будь ты неладен, Брукхейвен. Затем она опустилась на ковер рядом с Маргарет и неловко обняла ее за худенькие плечи.