Любовь моя

Своих читателей я беру правдой, у меня всё от первой до последней строчки – из жизни. Мне важен замысел, но без эмоционального оформления он притухает или совсем гаснет, вот я и вкладываю в него свою душу.

– А я читаю душою, сердцем, кожей, позвоночником! Во время чтения я плачу, смеюсь и чувствую, что душа моя еще жива! – радостно высказалась Инна.

– Я пишу по причине глубокой подлинной внутренней потребности и так, как сердце того просит. Но вот откуда она?..

– Говорят, делай то, что нравится, и будешь счастлив, – сказала Жанна.

– А Рита помимо таланта владеет серьезными знаниями в области теории литературы. Она много работает со словом.

– Ну как же! За каждым словом – целый лингвистический мир, – понимающе кивнула Инна.

– Рита, пожалуй, несравнимо превосходит меня в построении фразы. Но не в донесении смысла. Она не любит писать истинно реалистично, в ее рассказах много фантасмагории. Я бы сказала так: ее проза реальна, но не совсем реалистична. И это при том, что сама она не витает в облаках, твердо стоит на ногах. Ее повествование управляется не фантасмагорией, а ролью героев. Рита говорит, что роман по природе своей – выдумка, и что сочиненные ею люди, всегда интересней тех, которых она видит вокруг себя. Она исходит из своих умозрительных представлений, на самом деле не побывав ни в одной из описанных ситуаций. Наверное, это тоже ее плюс, тем более, что этим методом, она, как бы попала в струю современных литературных течений.

– А твое изображение действительности гораздо реальнее самой действительности, – пошутила Инна. – Помнится, твое мышление даже в рисунках не могло посягать на абстрактное искусство, когда мы в шестидесятых по собственной инициативе расписывали строительными масляными красками стены и крыши домиков в спортивном студенческом лагере. Свой домик ты погрузила в пучину морскую, населила акулами, дельфинами и прочей живностью, а я изощрялась в изображении немыслимых абракадабр, предшественников граффити.

– Лена, вы приятельствуете с Ритой, хотя говорите на разных языках? Вы обе видите внутренний абсурд каждой ситуации, но Рита уходит в проблему «кто?», а тебе важнее «как?» и «почему»? В поддавки не играешь. Когда тебя что-то мучает, ты просто здорово переносишь это на бумагу. В твоих книгах конкретное писательское «свидетельство жизни». Ты – камертон реальности. Правда жизни, концепция боли и переживаний, чтобы найти отзвук в сердцах читателей – это хорошо, потому что события они твоими глазами будут видеть. Я с детства замечала, что в книжках часто всё не так, как в жизни на самом деле, многое приукрашено, особенно, когда описывалась сельская жизнь. И это мне не нравилось. Даже у Гайдара. Он погружал нас в будто бы счастливое советское сталинское детство. А ведь правда дает человеку свободу. Наверное, многое у него было скрыто между строк? – спросила Аня.

Она, оказывается, не заснула, а лишь слегка побарахталась на мелководье дремоты.

– Не придумывай того, чего не было, – возмутилась Жанна.

– Тебе принадлежит монополия на правду? Гайдара тоже притесняли, пытались отлучить от литературы, его книги из библиотек изымали. Забыла? – удивилась Аня. – И все же я не люблю читать про совсем уж темную, злую, неприглядную жизнь. Я устаю от нее. Читаю, чувствую, что не хочу больше… наступает переполнение… Нравится узнавать про добрую, в крайнем случае, про грустную.

– Чтобы эмоции не зашкаливали, чтобы помнила кто ты и где ты? Чтобы не «сдвинуться по фазе»? А то вдруг как шарахнет по мозгам собственное открытие себя! – шуткой продолжила Жанна Анину мысль. – Советую: если чувствуешь, что содержание невыносимо травмирует – отложи книгу.

– Так ведь притягивает.

– А у Лены минорность одних рассказов перекрывается мажорностью других! – как спичка вспыхнула Инна. Ее раздражало вторжение подруг в их с Леной душевный разговор.

– Рисовать характеры героев черно-белыми красками, без полутонов не стоит. Излишняя откровенность и резкость убивают. Злоупотребив ими, можно такого натворить! Говорить правду – святая обязанность каждого художника. Но важно, как ее подаешь. Правду приходится дозировать. Особенно для детей. Литература не только сопереживанию должна учить, но и пробуждать в душе желание радоваться. Такая вот, казалось бы, противоречивая задача для моей грустной темы. Сначала в ребенке надо зародить любопытство к героям книги, затем сочувствие. Только после этого может возникнуть симпатия. И последовательность событий в детских книгах должна соблюдаться. Я рискую надоесть вам своими разъяснениями.

Хотела Лена того или нет, но тон ее слов прозвучал, как нежелание вовлекать в беседу новые лица. Может, она намеревалась поскорее ее завершить или просто боялась окончательно растормошить совсем уж было уснувших подруг?