Любовь моя

– И в детективе подозреваемые как лепестки ромашки по одному должны «осыпаться», постепенно открывая сердцевину – убийцу? Мозгами лень шевелить? А мне кажется, что все нововведения француза удачно вписываются в произведение. У него одновременно много ассоциативных связей с материалом, поэтому он пишет не в хронологическом порядке. Он мастерски выстраивает интригу, до последнего держит читателя в напряжении. Что еще от него требовать? Сейчас в синтетической литературе многое позволительно, – сказала Инна.

– И ты о Бегбедере много знаешь? – удивилась Аня.

– Как же иначе? Земля слухами полнится. Но мне сведущие люди говорили, что он слабый писатель.

– А каково твое собственное мнение?

– Ничего. Вполне себе такие вещи… Но я всегда стою за воплощенную Пушкиным простую чистую форму прозы и стиха.

– И, тем не менее, ты осилила Бегбедера? Классика уже не греет? А вот «Гомера» в студенческие годы тебе не удалось дочитать, – зловредно напомнила Жанна.

– Когда поумнела, одолела, – неожиданно спокойно ответила Инна. – Так вот, при всем при том, – она продолжила разворачивать начатую мысль, – главными в структуре произведений Бегбедера – их фокусами – являются диалоги. По-моему, приданию им живости и яркости, он уделяет особое внимание. У него прелестная речевая аранжировка событий, хотя герои иногда скатываются в сторону, я бы сказала, личных отношений.

Совсем как у Риты. Она тоже в основном проявляет себя не традиционно, не через действие, а в непредвзятых раскрепощенных диалогах. Они высвечивают чувства и характеры ее героев, воспринимающих жизнь, как говорил Пастернак, «без помпы и парада», именно в них сквозят их судьбы. У нее есть произведения, сплошь состоящие из диалогов. Она предвосхитила «открытие» француза? Еще мне импонирует ее манера высказывать горькую правду с ироничной усмешкой, поражает чувствительность и беспощадная зоркость к нелепостям жизни. Ее герои узнаваемы.

– Всё споро (быстро) и четко разъяснила. Похоже, знаменитый француз больше внимания обращает на фабулу, а не на язык произведения. А ведь слово – мера Мира, – заявила Жанна.

– Одна из… – напомнила Инна.

– По религии – главная. «И было Слово, Слово Божье».

Лена неожиданно для всех произнесла как что-то сокровенное:

«Лишь Слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте…

Звучат лишь Письмена.

И нет у нас другого достоянья».

Лишь слова и буквы остаются навечно… Книги.

Наступило длительное, ничем не нарушаемое молчание. Женщины «переваривали» сказанное Леной?

– А как же заявление апостола Павла о том, что Царствие Божье не в Слове, а в Силе? – будто опомнившись, спросила Инна без иронии.

– Эта фраза из другой «оперы», – досадливо поморщилась Жанна.

– У меня даже кровь в жилах от радости закипела. А ты… разочаровала, – насмешливо отреагировала Инна. – Жанна, растолкуй, почему все апостолы мученически погибли? Потому что трижды предавали своего учителя или все-таки потому, что зло непобедимо? Они наблюдали деяния Христа и то отреклись от него. Что же можно требовать от простых современных мирян?.. Теперь во многих людях отсутствует желание уничтожать в себе беса. Добро только на устах.

– И ты по мою душу… – Жанна нервно заерзала на постели. То обопрется о стену, то примостит голову на подушку. И так, и этак ей не нравится, потому что пребывает в несвойственных её характеру сомнениях. Ей стыдно за них, хотя и понимает что в жизни всё на полутонах, что в ней много оттенков серого. И радости маловато, чтобы ее расцветить… А в религии всё на контрастах. Чтобы успокоиться, она взяла на тумбочке книгу, открыла ее на заложенной странице и попыталась отвлечься чтением.

– А теперь говорят, что человек – мера всех вещей, – сказала Аня. – Потому что он единственный способен разгадывать тайны Мироздания.

– И эта мера дана Богом, – добавила Жанна.

– Помолчи! – раздраженно прервала ее Инна. – О мере еще в древней Греции изрек Протагор. Мы сейчас о литературе речь ведем.

– А по мне так важна не форма – она вторична, – а мысль-послание, суть, – продолжила наступать Аня.

– Твое понимание устарело. Каждая эпоха скрывает свои смыслы за формой, а каждый писатель со своей долей правды и вымысла доносит то, что он в ней, в этой эпохе, разглядел. Иногда даже что-то абсурдное. Тогда трагичное становится комичным. И художник наляпает чёрт-те что и говорит: «Я так вижу», – покривила губы Инна.

– Помяните мое слово: мишура стряхнется и все вернется на круги своя. Классические принципы вечны, – категорично заявила Аня.

– И всё? То есть современный писатель должен быть скупым на слова?

– Разные писатели нужны, – спокойно ответила Аня.

«Зачем они затеяли этот спор? Желают больше узнать? Сами хотят высказаться? Время надо чем-то занять?» – привычно, но вяло размышляет Лена.

– Лена, а правда, что писательство не требует осознанности, чтобы не быть предвзятым? – спросила Аня.

– Обо всех не скажу. Иногда, когда я пишу, – да. Материал владеет мной, то ли извне, то ли изнутри… Мысли текут неконтролируемо. Это как бы естественное состояние. А вот когда правлю текст, тут всё подключается.