Любовь моя безгрешна

С самого утра он начинал кричать на всех, кто бы ни подвернулся ему под руку: слуги ли, домашние ли, - случалось даже, что он бил свою жену, Сашу, выросшую в семье, где детей никто и пальцем не трогал. Каково всё это было видеть Екатерине Афанасьевне? А Жуковскому, который часто гостил в доме Воейкова? Ведь получалось, что он сам, своими руками, отдал в объятия злодея веселую, жизнерадостную, полную светлых надежд 18-летнюю племянницу! Женясь, Воейков клятвенно обещал Жуковскому быть его "заступником" перед несгибаемой Екатериной Афанасьевной и помочь добиться разрешения на брак своей свояченицы. Но теперь начал жестоко тиранить Машу, запирая ее по нескольку дней в комнате, прочитывал и рвал все письма Жуковского к ней, даже умудрился выкрасть и прочитать ее дневник и потом вовсеуслышанье глумился над ее чувствами... Когда Жуковский приезжал к нему в дом на несколько недель, Воейков ревностно следил, чтобы они с Машей не оставались наедине и вообще не позволяли себе никаких "нежностей". Да, вот уж верного единомышленника нашла себе Екатерина Афанасьевна! Если бы только не страдания Саши - за себя и за сестру... Но удивительно то, что Саша не теряла своего обаяния и жизнелюбия: поэт Николай Языков, в то время студент Дерптского университета, много лет влюбленный в нее, вспоминал, что никогда не встречал столь веселой и жизнерадостной женщины, которая бы с такой ласковой улыбкой на лице переносила все жизненные невзгоды и беды. А Жуковский писал из Дерпта Александру Тургеневу: "Мне везде будет хорошо - и в Петербурге, и в Сибири, и в тюрьме, только не здесь... Прошедшего никто у меня не отымет, а будущего - не надобно".

Что оставалось делать Маше в этой невыносимой обстановке, под бдительным издевательским надзором зятя-деспота? Поэтому, когда профессор медицины Дерптского университета, умный и тонко чувствующий голландец Иоганн Мойер посватался к Маше, она, посоветовавшись с Жуковским и получив благословение матери, приняла его предложение, чтобы просто вырваться из дома, в котором самодур Воейков тиранил ее и Екатерину Афанасьевну. Маша признавалась своей двоюродной сестре: "Бог хотел дать мне счастье, послав Мойера, но я не ждала счастья, видела одну возможность перестать страдать". В эти же дни Жуковский понял, что "на свете много прекрасного и без счастья", и это станет его кредо до конца дней.

Мойер прекрасно знал о взаимной любви Маши и Василия Андреевича, глубоко сочувствовал своей невесте и, предлагая ей руку и сердце, думал избавить ее от страданий и унижений в доме Воейкова и надеялся сделать ее счастливой. Иоганн Мойер был замечательным человеком, добрым, трудолюбивым, отзывчивым, прекрасным врачом, лечившим бесплатно всех нуждавшихся. У него была широкая практика в городе, он много преподавал в университете, который в то время считался одним из лучших в Европе, а среди его воспитанников были ставшие выдающимися учеными Владимир Даль и Николай Пирогов.

В 1817 г. Маша Протасова обвенчалась с Иоганном Мойером и преехала вместе с матерью в дом к мужу.

9.

Жуковский стал желанным гостем в доме Мойеров, хотя и непросто ему было бывать там. Он часто приезжал в Дерпт и отдыхал душой возле Маши, которая много хлопотала по хозяйству, помогала мужу принимать больных, а набравшись опыта, стала добровольно работать акушеркой в пересыльной тюрьме. Жуковский в то же время пытался образумить Воейкова и унять его деспотические замашки. Саша бывала в доме своей сестры чаще, чем в своем собственном.

В этом же году, и вновь по рекомендации Н.М.Карамзина, Жуковский был назначен учителем русского языка к Великой Княгине Александре Федоровне, жене будущего императора Николая I. Василий Андреевич много времени и сил отдавал преподаванию, подолгу готовясь к каждому уроку и получая огромное удовольствие от занятий с молодой немкой, которая делала поразительные успехи в освоении нового для нее языка. Очевидно, эти уроки помогали поэту не думать о личном несчастье, переключиться на заботы о других людях, которые в этом по-настоящему нуждались и у которых еще не была отнята последняя надежда. Ставя крест на собственном счастье ("Роман моей жизни кончен", - говорил Жуковский), он всё чаще принимает участие в судьбе тех, кто нуждается в поддержке, кому он мог помочь лично: собирает деньги для парализованного и слепнущего поэта Ивана Козлова (автора "Вечернего звона"), дает вольную всем своим крепостным, добивается для опального 20-летнего Пушкина замены ссылки на перевод в Бессарабию чиновником 10-го класса Коллегии иностранных дел. Прочитав только что законченную поэму "Руслан и Людмила", Жуковский в восторге посылает младшему собрату по перу свой портрет с надписью: "Победителю-ученику от побежденного учителя". Этот портрет будет отныне сопровождать Пушкина во всех ссылках, путешествиях, кочевьях и останется висеть на стене его кабинета последней квартиры на Мойке.