Любовь моя последняя

— Что случилось?

— Криминальная полиция… Я этого больше не вынесу!

У Виктора пересохло во рту, и он едва выговорил:

— Что? Еще кто-то убит?

— Кажется, женщина. Она лежала под одеялом на носилках, и, когда ее проносили мимо меня по лестнице, я думала, что у меня разорвется сердце.

— Это… это была Этта Ахенваль?

— Не знаю. Полицейские из отдела убийств еще здесь. Они и у меня уже были. Спрашивали, не слышала ли я чего-нибудь. А я пришла домой только пятнадцать минут назад и… Виктор, что ты об этом думаешь? Это же не может быть Этта Ахенваль. Она ведь… Разве она не в отеле?

— Час назад Этта ушла домой. Я ее видел в коридоре отеля… — Не закончив фразу, Виктор вдруг резко повернулся, выскочил из квартиры и стремглав понесся на третий этаж.

Ему открыл какой-то полицейский.

— Я — доктор Брюль. Хотел бы поговорить с комиссаром Фрайтагом.

— Там, пройдите дальше. — И полицейский махнул рукой в сторону спальни.

Еще из коридора Виктор увидел широкую кровать, комод с трехстворчатым зеркалом, перед которым сидел Дундалек и что-то записывал.

Вдруг Виктор услышал знакомый голос…

— Да, господин комиссар, так и было. — Голос Этты.

И тут он увидел ее.

Она была бледна, голубые глаза лихорадочно блестели и еще больше расширились, когда она заметила Виктора.

Фрайтаг медленно подошел к нему.

— Ну, господин доктор, хотите изменить ваши показания?

— Нет. Мне нечего добавить к сказанному ранее.

— А почему вы оказались здесь?

— Я приехал к своей сестре Ренате — она живет этажом ниже. Сестра рассказала мне о новом преступлении и о том, как мимо нее пронесли женщину на носилках… Я испугался за Этту, потому и прибежал сюда.

— Предположим, что все так. Но у меня к вам еще один вопрос: некоторые свидетели утверждают, что госпожа Ахенваль и раньше нападала на своего мужа, а в свете последних событий эти показания приобретают новую силу.

— Ни о чем подобном мне не известно.

— Как же так? Двое из свидетелей показали, что госпожа Ахенваль в момент ссоры набросилась на мужа и ударила его утюгом!

Этта не выдержала и произнесла дрожащим голосом:

— Я бы скорее подала на развод. Можете мне поверить…

— Хорошо, допустим. Но у меня к вам еще несколько вопросов, госпожа Ахенваль. Вам случайно не знаком несессер из крокодиловой кожи с позолоченными запорами? Дорогая вещь, насколько могу судить.

— Он стоил три тысячи марок по закупочной цене. Я привезла его из Парижа, но мой муж забрал его из магазина.

— Что значит «забрал»?

— Сначала мы думали, что его украли, но позже муж признался, что подарил его Лоре фон Фройдберг на прощание. Я поставила его перед выбором: или он прекращает свои отношения с Лорой фон Фройдберг, или я подаю на развод.

— Как долго он был знаком с госпожой Фройдберг?

— Уже полтора года… Он познакомился с ней в Зальцбурге, куда ездил с Рут Хинрих.

— Значит, Рут знала об их связи?

Этта пожала плечами.

— Она говорит, что нет. Но я уверена, что она знала все.

— Не буду вас больше мучить, госпожа Ахенваль. Возвращайтесь к себе в отель и отдохните.

За дверью Фрайтага ожидал Борхард.

— Фройдберг, кажется, сбежал, господин комиссар. Его нигде нет…

«Soir de Paris» — так назывался маленький кабачок — полубар, полуэспрессо.

В вечерние часы, между семью и восьмью, кабачок обычно пустовал, именно здесь встречались Рут и Роман, выпивая по рюмочке своего любимого вермута.

Рут сидела одна в самом дальнем углу бара. Она уже допила вторую рюмку и, вертя в руках шариковую ручку, смотрела то на пламя свечи, то в свой альбом для эскизов.

Наконец в восемь часов появился Роман, и Рут, подхватив свои вещи, пошла ему навстречу. Лишь бы побыстрее отсюда!

— Пойдем, Роман. Мне надо на воздух, а то я здесь сойду сума.

— А что случилось? — удивленно посмотрел на нее Роман.

— Ничего… Просто не хочу здесь оставаться. Пойдем лучше в парк.

Они вышли на улицу и пересекли площадь.

— Какие новости, Рут?

— С тех пор, как мы разговаривали по телефону, — никаких.

Рут позвонила Роману из пансиона и сказала, что с трех часов сидит и ждет, когда объявятся Лора и Харальд Фройдберги, но ни один не явился.

— Я пару раз пыталась позвонить Циршу, у которого остановился Харальд, но никто не подошел к телефону. Если бы знать, что это значит.

— А Лора?

— Тоже не появлялась. Может, она и не приехала в Мюнхен, только собиралась… В шесть я снова звонила в Зальцбург.

— И?

— Ничего. Никто не подходит к телефону. Это ужасно… — Рут зябко поежилась и взяла Романа под руку. — Мы все нервничаем и все подавлены.

У меня такое чувство, что теперь никто никому не доверяет. Может быть, это самое ужасное… Вместо того, чтобы держаться вместе и помогать друг другу… Я это заметила и у Этты. Она стала какой-то чужой… Ей кажется, что я покрывала связь Лоры с Гвидо. А я бы сумела справиться с Лорой. Можешь поверить. Надо было лишь пригрозить, что я напишу Харальду обо всем. Стоило посмотреть, как быстренько она прекратила бы свои шашни с Гвидо.

— Должно быть, она его все-таки любила… Иначе к чему эта связь?