Любовь.mp3

— Сними, — беспомощным тоном попросил Палермо… и сам рассмеялся. Трудно было не рассмеяться. — Ха-ха-ха, видать, куртка зацепилась за номер квартиры!

— Ха-ха-ха, не понял: ты что, куртку наизнанку носишь?

— Нет, ха-ха, это фасон такой. Петля на спине пришита.

— Фасон? Сам ты фасон, — Эрос снял Палермо с двери. — Пойдем. Похоже, шоу продолжается.

— Рулетка?

— Все может быть, — Эрос грустно улыбнулся, берясь за дверную ручку.

В подтверждение его слов, сказанных наугад, в коридорный полумрак, впереди внезапно бабахнуло, лязгнуло с металлическим звуком — и в приоткрытую дверь ударил радостный ор. Счастливые вопли, хохот, чей-то сумасшедший голос, пытавшийся перекричать или перепеть всех, вакханальный звон металла о стекло, топот застоявшегося стада… В первый момент Эрос и Палермо оторопели от такого всплеска энергии и куража… Затем, не сговариваясь, одновременно ринулись в дом, на бегу что-то выкрикивая и, как очумелые, хлопая друг друга по плечу и спине.

Влетев первым в комнату, Эрос едва не врезался в широкобедрую фигуру Нонны Юрьевны, не вовремя ставшую на проходе. Столкнулся — и на миг задержал дыхание, обжегшись о живое женское тело. Все такая же по-девичьи стройная — ну разве что немного располневшая, утратившая часть прежней легкости, — затянутая в полупрозрачную кофточку и тесные молодежные джинсы, мать Кондрата еще могла… Да она запросто могла увлечь, вскружить, завести! Запросто могла оставить ожог на сердце.

— Ой, Нон Юрьевна, простите! — Эрос расплылся в виновато-похотливой улыбке.

— Вот еще, простить я его должна, — с напускной строгостью проворчала Нонна Юрьевна, при этом с головы до ног обдав юношу паточным взглядом; Эрос тотчас почувствовал себя под сладким ее колпаком. — Будешь предан самому строгому наказанию. Вероятней всего, порке… Хм, если сам, конечно, не захочешь меня выпороть. А пока займи свое место. Вон там. И ты, Палермо, тоже. Чего встал, как мухомор перед Красной Шапочкой?

Оторвав прямо-таки хозяйский взгляд от крепких еще сисек Нонны Юрьевны, Эрос увидел перед собой место будущей оргии. Сладкой оргии, черт ее подери!.. И довольно хмыкнул. Присказка кончилась. Похоже, начиналась сама сказочка.

К центру комнаты, состроив нарочито серьезные и глупые рожи, старательно мешая друг дружке, знакомая четверка катила кухонную тележку. Чудом до сих пор не свалившись, далеко не черепашьими шажками на тележке ехал торт. Огромаднейший! Палермо даже присвистнул от удивления.

— Гляди-ка, Эрос! — восторженно заорал он.

— Да вижу, вижу. Не торт, а монстр какой-то. Канализационный люк и то слабее будет, чем этот тортище… Нда-а, Кондрат приколист, каких мало.

И в самом деле было от чего прийти в восторг. Торт, конечно, имел мало общего с канализационным люком, зато здорово смахивал… на рулетку. Также поделен-раскрашен на красно-черные дольки, так же пронумерован от нуля до 36; имел очень схожую крестообразную рукоять для вращения… Приглядевшись, Эрос заметил, что рукоять сплошь облеплена какой-то ерундой — не то орехами, не то еще какими-то восточными прибамбасами.

Народ кругом ликовал, не выбирая выражений подгонял хозяйку, бурно комментировал предопределенный момент поедания торта… А Эрос, наверное, единственный, брезгливо кривил губы.

— Неужели так просто? Рулетка — обычный заказной торт. Все так пошло и просто…

Нет, Эрос не мог в это поверить. Ни-за-что! Чтоб рулеткой оказался мутант бисквит… Глядя в жадные, загребущие глаза гемов, освободившиеся от плена маскарадных масок, а теперь спешившие взять в плен маскарадный торт, он вдруг нутром почувствовал близкую засаду. Вот сейчас… скоро… как даст!

Он упустил момент, когда Хром, чиркнув зажигалкой, поднес пламя к фитилю, точно казацкий оселедец торчавшему из шоколадной рукояти. Что тут началось! Торт неожиданно превратился в шкварчащий фейерверк! Шишкообразные наросты на рукояти, которые Эрос принял за орешки, вдруг начали подозрительно шипеть, а через две-три секунды взрываться с оглушительным треском. Брызжа расплавленным тортом, во все стороны полетели светящиеся заряды. «Ох, ни хрена себе тортик!» — у Эроса дух перехватило при виде шоколадного шабаша. Но уже в следующий миг он орал благим матом: «Мать вашу!» — что-то невыносимо жгучее и липкое, словно смола, обожгло его щеку. Атака продолжалась, и новая раскаленная пляма шлепнулась ему на грудь, мгновенно достав до тела сквозь тонкую ткань футболки. Вокруг, подобно хлопкам салюта, зачастили, накладываясь друг на друга, вопли и стоны — трассирующие куски торта тут и там поражали застигнутых врасплох гемов. Отдельные бисквитные снаряды, на счастье какому-нибудь гему, промахнувшись в него, врезались в стену или полированную мебель, эффектно разлетаясь кремовыми брызгами. «Ложись!!» — запоздало прозвучал чей-то зычный призыв. Часть гемов, догадавшись сами, уже растянулись на полу, другие попадали на пол по команде, вжались испачканными в торте носами в палас, руками закрыли головы…