Любовь на Бродвее

Сквозь красную пелену боли Рози заметила эскадрон конной полиции, надвигавшийся со стороны Бикон-стрит. Позади нее больше десятка женщин тоже увидели полицейских и начали соединять руки, образуя живую цепь. Этот прием они отработали еще неделю назад во время выступления суфражисток и потому быстро осуществили его.

Руки Рози сплелись с руками соседей. Она выпустила свой плакат, и плотные ряды женщин в спешке затоптали его. Конные представители закона медленно, но решительно приближались.

— Давай, дорогая, — повторил тот же самый голос. — Мы поставим тебя впереди. Когда они увидят, что ты…

Боже правый! Что происходит? Подошло время? Ты рожаешь? Эй! Кто-нибудь, помогите! Здесь леди вот-вот родит…

Вот так и появилась на свет дочь Майера и Рози Кейн во время демонстрации в тот самый день, когда были казнены Сакко и Ванцетти, почти в тот момент, когда был включен рубильник и две тысячи вольт пронзили тела двух итальянских иммигрантов.

Когда Рози впервые взяла девочку на руки, она не смотрела на нее. Она смотрела на Майера, который наконец осознал, что происходит, и устремился к своей жене.

— Девочка, — Рози подняла глаза на мужа. — Не огорчайся, Майер. Мы пытались заставить их поступить по справедливости. Теперь у нас дочь, она вырастет и тоже будет бороться.

Майер кивнул.

Кейны жили на Уолнат-стрит в Ньютоне в трехэтажном, обшитом серыми досками доме викторианского стиля. Улица была прекрасной, достаточно широкой и казалась еще шире, так как перед домами находились лужайки, рассеченные бетонированными дорожками, ведущими к свежеокрашенным дверям.

Перед домом Кейнов не было деревьев, а на лужайке находился скромный указатель. На дубовой доске была вырезана и покрыта золотом надпись: «Майер Кейн, адвокат». Первый этаж дома был отведен под офис. В гостиной находился стол секретаря и большая библиотека юридических книг. За ней, в бывшей столовой, располагался кабинет Майера. На втором этаже разместилась уютная жилая комната, обставленная мебелью красного дерева, обитой голубой декоративной тканью. На полу лежал серый ковер, которым Рози очень гордилась. Здесь также находились столовая и светлая солнечная кухня.

Третий, самый верхний этаж занимали четыре спальни.

Маленькая дочка Кейнов, первенец большой семьи, которую они со временем надеялись заиметь, была встречена с радостью и восхищением. Не только Майер и Рози души не чаяли в дочери, которую назвали Дженнифер, но и два деда, оба вдовца, состязались в ее баловстве.

В воскресенье, когда Дженнифер исполнилось три месяца, отец Рози, Дино Салиателли, появился с огромной мягкой игрушкой — пандой — и маленькой коробочкой с бриллиантовыми сережками.

— Панду я увидел в витрине Джордана и заставил вытащить ее. Сережки только в один карат каждая, потому что девочка еще очень маленькая. Но это хорошее начало.

— Спасибо, папа, — сказала Рози. — Я уберу их, пока она не подрастет.

Отец Рози начал было протестовать, но его прервал приход Бенни Кейна, в руках у которого была точно такая же панда, какую подарил Дино. Оба мужчины посмотрели друг на друга. Бенни первый нарушил неприятное молчание:

— Эти подонки в магазине Джордана сказали, что отдают последний экземпляр, и сняли его с витрины.

— Я тоже получил игрушку с витрины, — сказал Дино. — У меня оригинал, а у тебя копия, — добавил он.

Рози поспешила взять подарок из рук свекра:

— Спасибо, папа. Как здорово — две панды. Я поставлю их по обеим сторонам двери. Они будут как часовые на посту.

* * *

Маленькой Дженнифер Кейн было четырнадцать месяцев, когда она произнесла свои первые слова. К двум годам она уже значительно расширила словарь и могла составлять предложения, однако никак не выговаривала свое имя Дженнифер. У нее получалось что-то похожее на Джаффи. Это имя приклеилось к ней, и вскоре все начали звать ее Джаффи. Так ребенком она впервые настояла на своем желании.

— Мой красивый ангелочек, — называл ее Бенни Кейн.

— Красивая куколка, — говорил Дино, качая ее на коленях.

— Папочкина драгоценная красавица, — мурлыкал Майер, обнимая ее утром и перед сном.

— Мама очень любит свою красивую девочку, — повторяла Рози десятки раз на дню.

Четверо взрослых людей, определявших существование Джаффи, были чрезвычайно экспансивны в своих похвалах и обожании. Возможно, это не проявлялось бы в такой степени, если бы Рози родила еще одного ребенка, но этого не случилось. Кстати, и она, и Майер тоже были единственными детьми в своих семьях и потому надеялись уберечь Джаффи от такого испытания.

* * *

В 1895 году, когда Бенни Кейну было тринадцать, он уже знал разницу между мошенниками и обычными людьми — у мошенников водились деньги. Они часто собирались в задней комнате в кондитерской дяди Джейка на Мэртл-стрит в бостонском Вест-Энде. Они носили шелковые рубашки, имели большие золотые карманные часы и пачки банкнот.

— Ты думаешь, они зарабатывают эти деньги? — спрашивал отец у Бенни. Ты думаешь, мой брат Джейк так ладит с копами, потому что регулярно ходит в церковь и является добропорядочным гражданином?