Любовь на грани

Я повернулся на бок и закрыл глаза, вдохнул запах, что исходил от подушки. Полина. Она никак не хотела отпускать, и сейчас готов был бросить все и пойти забрать ее из номера, привести к себе. Уложить на кровать рядом и по-хозяйски обнять, сжать до боли родное тело. Дикая ревность снова скрутила в тугой узел внутренности, аж трудно стало дышать, как представил, что этот старый мудак обнимал мою малышку. Взял бы топор и отрубил ему руки на месте. Глаза заволокло пеленой ярости. Как она жила все это время? Эти видения так и не отпускали меня, мучая, терзая, заставляя внутренне содрогаться. Но усталость все-таки начала брать свое, и глаза закрылись прежде, чем я смог стряхнуть с себя вязкие путы сна.

Я лежу прикованный к кровати, нижняя часть отказала, и врачи напророчили, что я навряд ли вообще встану и буду ходить. В первые дни я вроде бы и смирился с этим, погрузился в пучину воспоминаний. Ничего не ел ни с кем не разговаривал. Просто находился в прострации. Родители наняли сиделку, меня поставили перед фактом, даже не посоветовались, но мне было все равно, я тогда даже ничего не сказал. Понимал, что родителям некогда ухаживать за калекой сыном, ведь у них есть здоровая дочь, зачем я им нужен больной. Самобичеванием я занимался до того момента, как утром следующего дня в комнату постучали, и в открывшуюся дверь просунулась мужская голова.

— Максим, — мужчина вошел в комнату, оглядывая планировку, — меня зовут Сергей, с сегодняшнего дня я — твоя сиделка, — он пробежался глазами по комнате, задерживая взгляд на кубках и групповых фотографиях с чемпионатов по скалолазанию, с гонок. — Будем знакомы, — он протянул мне руку, а я так и остался лежать недвижимым, уставившись на него во все глаза.

— Ага, я понял, — он потрогал мое предплечье, помассировал его, взял ладонь, попробовал пальцы. — Придется поговорить с твоими родителями. Они мне дали ложную информацию, сказав, что у тебя паралич только от пояса, а тут, оказывается, от шеи.

Нет, этот громила явно издевается надо мной. Я вырвал руку.

— Все они правильно сказали, только не пойму, почему в сиделках здоровенный мужик вместо нормальной женщины? Или у тебя на другую работу ума не хватает? — выплюнул я ему в лицо свою злость.

Видел, как на его скулах заходили желваки, и до сих пор больше чем уверен, что был бы я здоров, он врезал бы мне в морду.

— Знаешь, — проговорил на удивление спокойно мужчина, — если бы сейчас передо мной лежала не умирающая от сострадания к себе девчонка, а нормальный пацан, побитый жизнью, за эти слова я врезал бы ему по роже, — мои догадки оправдались, — а так — нет, я барышень не бью.

— Да пошел ты! — крикнул я. — Ты что, еще в моей комнате и решил меня обзывать?