Любовь на грани

По щекам текут слезы. Смахиваю их тыльной стороной ладони. Делаю большой круг и возвращаюсь обратно к воротам. Прохожу через пост охраны и застываю на месте, когда узнаю знакомую фигуру, застывшую на кованой лавочке возле моего подъезда. Делаю шаг в сторону небольшого зеленого островка, что располагается в нашем дворе, и прячусь на низенькой деревянной лавочке под низкорослой ивой, что раскинула свои ветви над искусственным прудиком. Смотрю, как Максим достает сигарету и закуривает. Сердце ускоряет ритм, заставляя и пульс ускориться, и теперь он бухает у меня в ушах. Каждое движение его рук ловлю, словно умирающий от жажды человек ловит капли дождя, стараясь не пропустить не одной и утолить наконец-то жажду. Я наблюдаю за ним, как преступница. Понимаю, что больше никогда его не увижу, лишь только его образы, что навсегда засели в моем сердце, будут время от времени будоражить его. Я даже не знаю, что это? Любовь? Но мне не с чем сравнить, потому что я не любила ни разу. А может, это больная любовь? Та, которой поклонницы любят своих кумиров?

Но моим вопросам и догадкам не суждено получить ответов. Максим докуривает сигарету и достает вторую. По его нервным движениям вижу, что Максим волнуется, видимо то, что его оставили здесь, не нравится ему.

Докурив вторую сигарету, он все-таки встает с лавки и направляется к подъезду. Дверь открыта. Странно. Никогда не замечала, чтобы подъездную дверь оставляли открытой. Я притихла на лавочке. Через пятнадцать минут на улицу выходит Вадим. Его лицо при этом не выражает никаких эмоций. Он достает телефон, и я, не дожидаясь его звонка, выхожу к нему на встречу. Быстрым шагом пересекаю парковку.

— Давно здесь сидишь? — прищурив глаза, спрашивает парень.

Я не отвечаю на вопрос, только плотно сжимаю губы.

— Ладно, пошли. По дороге расскажешь.

***

— Папа, прости меня! — я заливала больничную рубашку отца слезами. Старалась сдержаться, но не могла.

Как только мы зашли с Вадимом в палату, и я увидела отца, на меня навалилось ледяной волной осознание того, что я наделала. Отец лежал на кровати весь в каких-то проводках, и от его былого горящего взгляда осталась только серая пустота. Волосы, как мне показалось, вообще стали белыми, я сглотнула ком. Вадим, прокашлявшись, сказал, что ему нужно поговорить с врачом, и вышел, а меня прорвало.

— Котя, ну что ты так убиваешься? — гладит папа меня по голове. — Все будет хорошо, вот увидишь, — а в голосе ни капельки уверенности.

— Пап, это я, — поднимаю голову и смотрю ему в глаза, — это я во всем виновата.

— Не говори ерунды, — тут же одергивает меня он, а у самого голос дрожит. — Вины ничьей тут нет, — он помолчал, — просто случайность, которая не случайна и заставила задуматься над тем, а правильно ли я поступил, сломав однажды чью-то судьбу…

Он уже говорил не со мной, а скорее, с собой, потому что глаза смотрели куда-то вдаль, как я поняла, в прошлое. Было страшно видеть отца таким, и слезы с новой силой хлынули из моих глаз.

— Котя. Если ты не прекратишь плакать, мне придется вызвать врача, чтобы он сделал успокоительный укол.

Я с недоверием глянула на него.

— Да не тебе, не тебе. Мне, — его губы изогнула горькая усмешка, а в уголках глаз заблестели бусинки слез. — Сердце так может разорваться от твоего плача, — тихо добавил он.

И притянув к себе, поцеловал в щеку, стирая пальцами излишнюю влагу.

— Не хочу видеть, как моя красавица плачет от какой-то ерунды, — уже с напором проговорил он.

— Папа, я люблю тебя, — тихо шепчу и целую его в щеку.

— И я тебя люблю, — говорит он и снова прижимает меня к груди.

С отцом я после той встречи виделась еще раз, но и тогда не смогла удержаться от слез. Вадим в тот раз тоже сидел с нами и как раз сообщил отцу, что за мной на днях приедет мать.

«На днях» оказалось через неделю.

***

За день перед отъездом.

Вадим позвонил с утра и сказал, что отец просит к нему приехать. Я с удовольствием согласилась. Все-таки завтра уже улетаю, и была бы моя воля, я вообще не вылазила бы из больничной палаты, хотела провести с отцом как можно больше времени, но он пока был слаб на эмоциональном уровне — так сказал врач — и посещения были строго по расписанию. Вот только это расписание почему-то не касалось Вадима. Ну да ладно. Я быстро собралась и принялась ждать сводного брата.

«Брат» — как странно звучит. Никогда бы не подумала, что нам с Вадимом удастся найти общий язык, но как оказалось, зря. Вадим был идеальным братом: заботливым, внимательным и, как оказалось, неплохим таким психологом. Который раскусил меня в два счета, задал пару наводящих вопросов по поводу Максима, и я как на духу выложила ему всю историю, даже не заметила этого сама. Только после того, как с моих губ сорвалось последнее слово про Максима, я почувствовала, как внутри стало легко и спокойно, будто гора свалилась с плеч.