Любовь на гранях

Беда была в том, что энергии держать этот щит не оставалось… и пока она не закончилась, я решила пойти на огромный риск.

Не то что бы этот прием был запрещен в Академии, но… ему не учили и им не пользовались, потому как слишком велика была вероятность на самом деле навредить себе.

Зато оставался шанс победить…

Я не стала больше раздумывать. Полностью убрала щит, открывшись до обнажения. А когда Фару, обрадовавшись, ударил — максимально болезненно и агрессивно, фактически чистым потоком энергии — отдала всю силу на то, чтобы смять грани самого пространства между нами.

Преломить ситуацию во всех смыслах…

Часть направленного на меня потока просто исчезла, часть — вспыхнула… но остатка хватило, чтобы, вернувшись к выпустившему его магу, шмякнуть его об землю и распластать недвижимо.

Я и сама попыталась упасть… не дали.

Кто-то подхватил на руки… Вальдерей.

И заорал… что?!

— Ты идиотка! — ах вот что он орал, я и не поняла сразу. — Это было слишком рискованно! Никто бы не успел отвести, и ты… Да что у тебя в голове?!

— Звон от твоих криков? — кажется, я даже сумела улыбнуться.

Меня тряхнули и в ответ чуть не бросили на землю.

— Зачем так рисковать? — он уже не кричал, а шипел, глядя на меня светлыми от бешенства глазами… Красиво…

Завеса, ну и мысли…

— Волновался обо мне? — уточнило хрипло. Конечно, это была чушь, но сознание уплывало… и легче было говорить чушь. Я потеряла всю силу… Интересно, приобрела что-нибудь?

— Я волновался только о том, что нашу пятерку расформировали бы, если с тобой случилось что-то серьезное! — зарычал он.

— Но не случилось. И… я же стала частью пятерки?

— Да! — снова вопль.

— Значит, все сделала правильно…

И позволила себе, наконец, потерять сознание.

15

Лекарская была не самым популярным местом в Академии Иллюзий.

Не то что маги никогда не болели или не получали травм — но как бы ни верещали некоторые слабаки, никто специально студентов не калечил.

С детства нас учили справляться самостоятельно с простыми болезнями и царапинами; проблемы посложнее можно было решить с помощью пятерки или магистров.

У нас даже не было постоянных лекарей — только дежурные, из преподавателей. Так что в небольшое помещение, состоящее из нескольких комнат и лаборатории, попадали только в исключительных случаях.

Наподобие моего.

Я открыла глаза как-то единовременно с тем, что пришла в себя.

Успела порадоваться тому факту, что ничего не болело — а сильная слабость после истощения вполне поправима — и осмотреться, прежде чем снова почувствовать некоторое неудобство.

Потому что напротив, на стуле, сидел Вальдерей и хмуро на меня смотрел.

Облизала пересохшие губы, и он тут же дал мне в бокале густую, горько-кислую жидкость.

— А…

— Тебя раздевал магистр Тейшейра.

Вообще-то я не об этом хотела спросить — я даже не заметила, что лежала в одной сорочке…

В одной сорочке под тонкой простыней перед Вальдереем? Завеса! Так, о чем я там хотела спросить…

— Я долго уже здесь? — нашлась, наконец.

— С того момента как упала в обморок от истощения, — ядовито-любезным голосом пояснил парень.

Понятно. Объяснений от него я вряд ли дождусь. Он злится на что-то. Вот только на что? Я не сделала ничего, чего бы не сделал любой другой студент, желающий получить место.

Снова осмотрелась, убедилась, что за полузакрытыми шторами темно и свечи горят не просто так и вздохнула:

— Значит, давно.

— Уже поздний вечер… выходного, — буркнул парень.

Я замялась.

— Прости, что помешала тебе.

— У меня не было особых планов, — он посмотрел в сторону.

— И все-таки не обязательно было сидеть…

— Как капитан я бы сделал это для любого, — сказал Вальдерей быстро, будто… оправдываясь.

Мы замолчали.

Говорить было сложно. Я привыкла препираться с ним и язвить, но в этой ситуации подобное выглядело бы неуместно и глупо — и не хотелось. А о чем разговаривать просто так — не понятно.

Я почувствовала себя смущенной:

— Наверное, тебе скучно тут находиться…

— Так неприятно видеть меня, Эва? — отреагировал он живо. Наверное ему тоже было проще… препираться и язвить.

— Я же просила называть меня Каталина, — вздохнула.

— Почему же? — а вот это прозвучало мягко.

Смутилась еще сильнее. А потом призналась:

— Эвой меня называют… называли только родные.

И снова молчание. А потом он спросил осторожно:

— Ты сильно переживаешь?

Не знаю, что на него повлияло. Ситуация, полумрак, разгоняемый лишь несколькими свечами, моя слабость, его забота.

И меня даже не взбесил его вопрос.

Я ответила совершенно искренне:

— Переживаю. Очень боюсь и… все еще надеюсь.

Сглотнула подступившие слезы и закрыла глаза, чтобы он не видел больше мою слабость.

Вальдерей откашлялся и сказал очень тихо:

— Я побуду здесь, пока ты не заснешь. Ну, проконтролирую.

— Конечно, — почти прошептала, — Ты ведь капитан… должен все контролировать.

— Да.

Да…

Я и правда быстро и спокойно уснула. А когда проснулась — было уже утро. Меня разбудила магистр Тейшейра. Быстро проверила мое состояние и удовлетворенно кивнула: