Любовь на коротком поводке (СИ)

— Ну, раз это так неважно… — он продолжал чесать собаку за ухом, будто хотел оторвать его от башки. — Тогда чего ты мне голову морочила столько времени?

Злость вернулась в его голос неожиданно, хотя я и ожидала ее, и боялась. На спине выступил пот — холодный. Я, наверное, выбрала не тот тон. Пыталась обратить в шутку то, к чему он отнёсся слишком серьезно. Олег во всем слишком серьёзен. Мне надо было это учесть. Но я, я снова… не могу сказать всей правды. Или та прошлая не имеет уже значения? Я не хочу с ним развлечься. Больше не хочу, и если он оскорбился… То мне действительно нужно уйти. Моя ложь всего лишь соломинка, а в океане человеческих страстей и на бревне не выплывешь к берегам острова Везения.

— Я боялась, что ты не поймёшь, — и даже сейчас боялась, что не поймёт.

Не могла смотреть в глаза! Поэтому смотрела в пол. Нет, чуть выше: на руки и собаку. Не надо трепать ее за меня. Она не виновата. Ей просто страшно. Как и мне… видеть тебя таким…

— Я не хотела, чтобы ты думал, будто я специально… Ну, чтобы ты считал меня ровней…

— Кому? Себе? — Олег оставался вприсядку. — Одно животное ровнее другого… Мила, что у тебя в голове? Ты ведь не шимпанзе. Ты можешь говорить… Но предпочитаешь молчать. Ну как так, Мила? И все остальное? Это тоже красивая легенда, чтобы тебя пожалели?

Я сглотнула — кажется, вчерашнюю текилу, настолько слюна оказалась горькая, соленая и кислая.

— Не надо меня жалеть…

— А что надо?

Я не ответила, да он и не ждал ответа. Бросил собаку и схватил меня — может, мне теперь уши открутит, не знаю… Может, обойдётся: точно знаю, что они горят. Как и я сама, как и его губы…

— Мила, можно хоть теперь правду? Только всю?

Я пожала плечами, и Олег тут же опустил на них руки, подавляя все мое сопротивление, хотя сопротивлялась я не ему, а здравому смыслу…

— Нет никакой другой правды… Я только про Макса лгала. Ну и про то, что я из Пскова. Я из Питера. Вот и все… И ещё… Я заперла собаку в машине, и она изодрала Лоле все кресла. Но Лола сказала, не важно… Это же собака… Я забыла поводок…

— Сколько?

— Что? — подняла я глаза. В глазах Олега ни намёка на теплоту, которой полнились его поцелуй и объятия.

— Сколько кресла стоят? Это я тебя погнал… Значит, это моя вина.

Я мотнула головой — чугунной или пустой, и дырявой, как ведро: и сердце в ней билось гулко и ровно, как летний дождь на даче.

— Я буду выгуливать собаку, пока Макс не встанет на ноги. Олег, не надо…

Не надо так сильно стискивать мне плечи — я не тюбик с пастой. Какое дурацкое сравнение, но все сейчас какое-то дурацкое: розы лежат на столике, пирожки — на полу. Романтика неописуемая…

— Дай я сам с ним разберусь. Тебя это не касается. Где чай?

Вот так все закончилось? Весь разговор?

— Ты до сих пор не заварила чай?

— Я только вскипятила чайник. И у тебя нет второй вазы…

Это я смотрела на цветы, которые он снова взял в руки, чтобы передать в мои, которые я все ещё не протянула к нему, все ещё держала перед собой в замке, мечтая чтобы пальцы снова чувствовали мужскую шею…

— Это у тебя нет вазы. Это ты ее не купила. Мне цветы не нужны…

Я смотрела ему в глаза: ничего не поменялись: серьезные, слишком серьезные…

— Те розы ещё стоят…

— И что? Они уже старые, раз есть новые. И плевать, как они выглядят. Разве не так?

— Ты ведь сейчас не о розах?

— О розах. Раз нет второй вазы. Но если ты про другое, то да… Ты можешь наконец выкинуть все старое, вместе со своими страхами и суждениями, и впустить меня в свою жизнь? Сколько можно держать меня на пороге?

Я схватила цветы, но не успела попросить Олега выкинуть из вазы старые: Олег бросился к пакету, в котором уже вовсю хозяйничала Агата.

— Куда без спроса? — оттащил он ее за ошейник, и я увидела торчащую из пасти промасленную бумагу. — Я о тебе не забыл, но сейчас ты, дура, с клюквой сожрешь и тогда не получишь своего мяса. Башкой соображать надо! Она тебе не только, чтобы драть пакеты, дана!

Олег выпрямился и двинулся к обеденному столу, чтобы вывалить на него нетронутые, к счастью, пирожки. Я шла следом с букетом. Руки заняты — даже тарелку не подать.

— Мила, ну можно хоть чуть-чуть пошевелиться? У тебя собака в доме! Кстати, собаку нам не отдают, что ли?

Я выглянула из-за цветов.

— Я не говорила про собаку. Я не могла… Пока с тобой не поговорю…

Олег оперся на спинку стула.

— Пока, типа, не обрадуешь меня, что мне не придётся прятаться от соседа? Нет, я предпочитаю находиться подальше от всех родственников со всех сторон. Мила, пора выходить на середину комнаты, не думаешь? У тебя есть веские причины мне не доверять, кроме своей патологической тревожности по отношению к мужикам?

— Нет.

— Тогда давай пить чай. А с собакой я сам разберусь. На три недели мы ее точно забрали, так ведь? А потом они о ней, может, и не вспомнят даже… И говорить не придется. Я тоже избегаю неприятных разговоров любой ценой, но не такой, как ты. Кстати, может ты тоже хочешь пирожок с мясом? Их два.

Я мотнула головой.