Любовь на краешке луны

Она уже обдумывала подобное отвлечение от стипль-чеза и мысленно назначала приз победителю, когда герцог нарушил плавный ход ее раздумий.

— А теперь, мадемуазель, мне хотелось бы показать вам, на что способен мой собственный конь. В моей конюшне он один из лучших и хотя не знает трюков, которым обучен Ариэль, вы не станете отрицать, что прыгает он отменно.

Не дожидаясь ответа, герцог взял с места по направлению к препятствиям и тотчас доказал, что конь его действительно превосходит всех, только что виденных ими.

Он легко мог бы одолеть барьер на несколько футов выше тех, что были в школе; причем, сточки зрения Канеды, проделывал это в оригинальном стиле.

Когда герцог вернулся к ней, Канеда с пылом сказала:

— Это было удивительно, monsieur, воистину удивительно! Как чудесно было бы прокатиться на подобном животном. Мне кажется, на нем можно перепрыгнуть и через луну!

Последовала недолгая пауза — по всей видимости, герцог обдумывал идею. Наконец он сказал:

— Я с радостью предоставлю вам подобную возможность, мадемуазель. Однако же настало время завтрака, да и лошадям следует дать отдых перед дневной программой. — И добавил: — Сочту за честь, если вы предоставите мне удовольствие позавтракать с вами.

— С восхищением принимаю ваше предложение, monsieur!

Внезапно Канеду охватило необычное волнение: она поняла, что надежды ее обрели плоть и все происходит по намеченному ею плану. Что бы ни случилось потом, начало было безукоризненным.

Оставив школу, Канеда вместе с герцогом направилась по узким улочкам городка к крутому подъему у подножия стен замка. Бен следовал за ними. Откос оказался круче, чем показалось Канеде снизу, и, поднявшись на самый верх, она увидела опоясывающий замок ров.

Мост над ним, бывший подъемным во времена осад, привел их на большую площадь в самом центре замка.

Конюхи приняли лошадей и позаботились о Бене, а герцог повел Канеду через высокие двери, над которыми в камне был высечен герб Семаков. Они поднялись по каменной лестнице и попали в просторный салон, узкие и высокие окна которого выходили на долину Луары.

Канеда молча подошла к ближайшему из них, и перед ней открылся такой вид, от которого захватило дух.

Внизу раскинулась долина Луары; река вилась меж уходящих к туманному горизонту широких полей, там и сям над верхушками деревьев виднелись шпили и стены с бойницами.

— Мне сейчас кажется, будто я попала в свою мечту — на «краешек луны».

— Шекспир! — улыбнулся герцог. — Кажется, из «Макбета»!

— Вы отлично начитаны.

— Смею думать, — ответил он, — но я не ожидал, что…

Герцог смолк, и Канеда поняла, что его остановило: он собирался сказать, что женщина из цирка — англичанка она или француженка — могла и не читать Шекспира.

Канеда никак не отреагировала, и герцог поспешно показал ей на крыши далекого замка.

— Предполагаю, что вы захотите умыться перед едой, — заметил он, — и снять шляпку. Мне бы хотелось увидеть ваши волосы.

На сей раз голос его звучал иначе — не так, как прежде, и Канеда на миг удивилась.

Она только сейчас вспомнила, что представилась герцогу не знатной леди, способной вознегодовать от подобной фамильярности; циркачка же в его глазах, вне всякого сомнения, не является женщиной, слишком озабоченной собственной или чьей-нибудь еще нравственностью.

Канеда тотчас прогнала удивление из глаз.

— Благодарю вас, monsieur, я польщена.

Ожидавшая у дверей салона служанка проводила Канеду в просторную, прекрасно обставленную спальню на том же этаже.

Впечатляющее, роскошное убранство свидетельствовало о том, что это одна из парадных комнат; оставалось только гадать, пользовались ли ею знаменитые герцогини де Сомак.

Канеда уже вознамерилась выведать у служанки, справедлива ли ее догадка, однако сочла подобное любопытство безрассудным.

И в то же время она была чрезвычайно заинтригована тем, что мать герцога оказалась англичанкой..

Хотелось бы еще знать, известно ли об этом мадам де Гокур; однако нетрудно предположить, что многолетняя болезнь герцогини помешала ее известности в свете.

Потом, у герцога была и жена.

Любил ли он ее? Находил ли привлекательной, прежде чем она сошла с ума?

Быть может, она спала в этой комнате и, выглядывая из окна, вовсе не восхищалась открывавшейся панорамой; и ей не казалось, что она стоит на краешке пуны, а, напротив, заточена в темницу, лишенная всякой возможности общения с находившимися далеко внизу людьми.

Омыв руки и сняв элегантную шляпку для верховой езды, Канеда поправила волосы и пустила на волю свое воображение — как сказала бы нянюшка.

Все было так волнующе и в то же время страшновато — ведь она делала то, на что не имела никакого права, и Гарри посчитал эту выходку достойной укоризны.

Канеда еще никогда не завтракала и не обедала вдвоем с мужчиной: за ней строго приглядывали, а в Лондон ее отвозила какая-нибудь из тетушек Лэнг, а потому предстоящее событие было интересно уже само по себе.

Потом она вспомнила о своем серьезном деле: предстояло заинтриговать, покорить и обворожить герцога.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале.