Любовь на краю света

Я сняла макияж и надела шелковую пижаму Ирины Павловой. Восхитительно легкое и комфортное ощущение. Затем я легла в кровать. В полусне моего уха достигли чудесные звуки. Сначала я подумала, что это сон или искажение восприятия, которое весь день вводило меня в заблуждение, но потом я поняла, что это были реальные звуки. Я встала и прислушалась. Кто-то играл на рояле. Босиком я вышла из комнаты и тихо пошла по коридору на звук. Спустившись по другой лестнице вниз, я оказалась в той части виллы, которую еще не знала. Полная луна давала мне достаточно света. Звуки рояля стали громче. Играли столь виртуозно, что мне на ум невольно пришла мысль о фонограмме. CD и MP3 здесь вряд ли были, скорее какой-нибудь проигрыватель или магнитофон. Хороший магнитофон с большими колонками. В полумраке я пробиралась из комнаты в комнату и пугалась своей тени, которая танцевала на стенах, как существо из потустороннего мира. Доски скрипели ужасно, а ковры лежали не во всех комнатах. Теперь я была совсем близко. Осторожно открыла приотворенную дверь. Оказалось, что это был не проигрыватель, а рояль, который стоял посередине комнаты. От его насыщенного звучания по моей спине побежали мурашки. Было темно. Только луна светила через окно, и двигающиеся листья дерева отбрасывали тени на стены. За роялем сидел Ной.

Мои родители любили классическую музыку. У них была потрясающая коллекция. Это Моцарт? Нет, Шуман. Или даже Шопен. Все вместе. Ной собрал несколько фрагментов и создал свое собственное произведение. Оно было настолько прекрасно, что мурашки стали сильнее. Казалось, что Ной растворился в своей музыке. Его руки скользили по клавишам, и совершенный звук наполнял не только всю комнату, но и мою душу. На дереве перед окном сидели вороны. Сцена была совершенно нереальной. Птицы с наклоненными головками как будто слушали музыку. Всякий раз, когда музыка становилась громче, я осторожно делала шаг. Пока Ной не видел меня, я дошла до комода и остановилась. Прислонившись к его деревянной стенке, я села, обняв свои колени, и стала слушать. Не знаю, сколько времени я так сидела. Это могло продолжаться целую вечность. Когда музыка прекратилась, я испугалась. Ной глубоко вздохнул, закрыл крышку рояля, встал и прошел мимо меня. Вдруг он остановился в дверях:

— Ирина.

Я испугалась, мое дыхание остановилось, и я не смела пошевелиться. Откуда он знал, что я была тут? От двери меня нельзя увидеть. Между нами был комод.

— Ирина?

Я плотнее обхватила колени и ждала. Наконец он вышел. Через некоторое время я поднялась и пошла в свою комнату. Я была пьяной от музыки. Она сопровождала мой сон и оставила после себя такое чувство безопасности, какого я уже давно не испытывала.

Посреди ночи я проснулась. Было слишком тихо. Никаких самолетов. Никакого городского шума. Никаких автомобилей. Ничего. Я закрыла уши, а затем снова открыла. Было так же тихо, как и раньше. Я как будто оглохла. Потом мне вспомнилась музыка, которую Ной играл на фортепиано, и я снова заснула.

Будильник на телефоне, поставленный на шесть тридцать, разбудил меня.

Я сразу же поняла, где нахожусь, и внутри меня все задрожало.

Занятие по плаванию с Ноем. Что я должна сделать теперь, уйти или остаться? Вероятно, монахиня уже давно не спала: утренняя молитва и так далее. Я могу сразу пойти вниз и побеседовать с ней. Но что делать еще целый час?

Купальник Ирины помог мне в принятии решения. Он подходил мне. Я достала спортивные штаны и футболку. В конце концов, это Ной должен быть в воде, а не я. И в ледниковое озеро мне не нужно будет погружаться. На всякий случай я обмотала полотенце вокруг шеи. Внешне я вполне производила спортивное впечатление. О том, насколько запутанно все было внутри меня, не мог знать никто. Кроме оленя, мимо которого я сейчас пробегала.

— Привет, олень! — крикнула я ему странным голосом. Мне показалось, что он и подмигнул мне. В фантазии есть что-то прекрасное.

6

В семь я стояла под беркутом у начала лестницы и смотрела через открытые двери на чистый утренний свет. Занимался прекрасный летний день. Розы цвели еще пышнее, чем вчера. Ной спускался по лестнице вслед за мной и, казалось, хотел окончательно свести меня с ума.

— Хей! — крикнула я, когда он практически подошел ко мне, как бы все еще во сне.

— Простите, — сказал он и испуганно замолк.

— Доброе утро, — сказала я.

Проснувшийся около семи утра, он был очень энергичен, и это меня удивило.

— Хорошо спалось? — спросил он.

— Спасибо, да… а тебе?

— Тоже. Нам сюда.

Он обошел перила, пошел направо по коридору за изразцовой печью, который делал изгиб, а затем снова вышел в коридор. Ной спешил. Я едва успевала за ним. Еще одна лестница.

— Здесь выход к озеру? — спросила я.

— К озеру? — Он остановился и задумался. — Вы думали, мы будем плавать в озере? — Он улыбнулся. — Вы знаете, какое оно холодное?

— Очень холодное, — сказала я.