Любовь на краю света

— Музыка! — крикнул кто-то.

Моя бабушка взяла Ноя за руку и подвела его к роялю. Легкое «Ах!» пролетело по залу. Луч света проводил их до самого табурета, на который они сели вместе и начали играть, будто только этим они и занимались уже много лет. Меланхоличные звуки наполнили театр, публика была в восторге. Музыка коснулась моей души. Я села на полу перед чемоданом, скрестив ноги. Затем свет изменил свое направление на сцене и белая полоса упала на подкладку чемодана.

Я готова.

Часовой механизм на подкладке, зубчики и маленькие стрелки вдруг стали больше, глубже, как те волшебные картинки, на которые нужно долго смотреть, чтобы открыть в них третье измерение, — переключение в мозгу, как я всегда это называла. Или это был просто свет, который сейчас, казалось, падал прямо мне в глаза и окружал со всех сторон. Он окутал меня как колпак, раскидал вокруг меня невидимые сети, сплел паутину. По залу пронесся ропот. Музыка становилась все тише… и тише… пока не смолкла совсем. Никто не начинал хлопать. Кто-то трижды откашлялся. Я наклонилась вперед и коснулась крошечной стрелки. Раздался треск, тихий, но достаточно сильный, чтобы его могли услышать в последнем ряду. Словно по сигналу винтики начали двигаться. И вот уже все шумело, звенело и трещало, как в больших часах. Наконец задвигались шестеренки, еще секунда, и на дне чемодана раздался щелчок. Я увидела там небольшую щель. Мне остается только убрать двойное дно, и тогда я смогу получить ответы на все вопросы.

42

Мне было жарко не только от огней и возбуждения. Я не знала, что делать. Хотела ли я на самом деле знать, что было в чемодане? Я легко могла драматическим жестом бросить его в камин и понадеяться на силу огня. Затем я могла бы уйти, взяв за руку Ноя и быть с ним до конца времен, когда наступит конец всему этому кошмару.

Я попыталась сглотнуть, но в моем горле застряло что-то, затруднявшее мое дыхание. Со мной что-то не так. Я не в порядке. Напряжение в театре сгустилось, как ноябрьский туман около озера. Ной и бабушка сели снова. Они играли странные, очень странные мелодии, бешеные, дикие, нестройные, созвучные борьбе моих мыслей. Затем они сменили мелодию, она была менее агрессивной и напористой, стала нежнее, теплее и красивее. Вздох облегчения прошел по зрительному залу и достиг меня. В тот же момент мне стало легче. Я почувствовала, что готова, и открыла двойное дно. Ной и бабушка приблизились к кульминации, громкой и захватывающей. Публика больше не могла сдерживаться и начала аплодировать. Краем глаза я заметила, что все ряды встали. Овации. Мне показалось, что я знаю их всех. Кэти бешено аплодировала, мои родители были там, Виктор, Ансельм и сестра Фиделис, соседи, люди с нашей улицы — индус, старушка, которая всегда дарила мне конфеты. Но эйфорию аплодисментов и крики «Браво» я едва слышала, глядя только на куклу, мою куклу с пластиковыми ручками, ножками и головкой и тканевым туловищем. Кукла была одета в платьице, сшитое моей бабушкой, когда я была еще совсем маленькой. Я прижала куклу к себе, понюхала ее — она пахла, как и раньше, — а потом сняла ее платьице. Уже выйдя из детского возраста, я вырезала ей ножницами грудь, пришила пуговицы и все остальное с помощью иглы и нити. Мои пальцы дрожали, когда я расстегивала пуговицы. Маленькое красное стеклянное сердце по-прежнему лежало у нее в груди, как и тогда, когда я вложила его туда, поняв, что когда-нибудь мне понадобится новое сердце, потому что мое становилось все слабее. Надо мной что-то запищало. Я почувствовала боль в руке. Звуки рояля смолкли.

Я обнаружила, что лежу на кушетке, повернула голову и испугалась. Ной оказался рядом со мной, но я едва узнала его. Он напоминал мне Ноя, который после концерта стоял на грани жизни и смерти. Но что они сделали с ним? Его неожиданно тощий торс был голым, голова была выбрита. В руке он держал трубку.

Все во мне кричало. Почему вокруг такая тишина? Где музыка? Что случилось с театром? С роялем, за которым сидели Ной и бабушка? Он исчез, а вместе с ним и театр. Свет вокруг нас становился все слабее и слабее.

— Что с тобой? — прошептала я. — Что происходит, Ной? Что происходит с нами?

Он протянул руку ко мне и погладил меня.

— Не бойся, — сказал он тихо и посмотрел на меня своими большими сапфировыми глазами. Он действительно посмотрел на меня. — Мы остаемся вместе. Навсегда. Верно, Марлен?

А потом я почувствовала, как моя жизнь ускользает. Моя последняя мысль была: Ной может видеть.

43

Проснись! Очнись же наконец!

Призыв, просьба, мольба, шепот, крик?

До сих пор я не знаю, кто это был, кто неустанно повторял это снова и снова. Ной? Бабушка? Кэти, мои родители или я сама?

Я слышала эти слова, когда моя жизнь подошла к концу. Все остальное, что доходило до меня, я не понимала.

Халат врача. Громкий писк. Интенсивная терапия. Здоровая обувь. Кроссовки. Приглушенные голоса. Повязка на груди. Провода, настойки, кабель, мониторы.

Я боролась. Я не хотела ни видеть, ни слышать все это, мне нужна эта реальность. Ной, где ты? Жди меня. Я вернусь к тебе.