Любовь на полях гнева

Очевидно те, кто был на крыше собора, видели, как мы скрылись в двери, и указали толпе наше пристанище. Шум толпы был слышен уже у стен башни. Вскоре дверь задрожала от сильных ударов, а в узких бойницах показалось десятка два свирепых физиономий, осыпавших нас ругательствами. К счастью дверь была дубовая, обитая железом, какие делали в старину нарочно для таких случаев. Сломать ее будет трудно. Но слышать, как кричит и беснуется толпа, было довольно страшно. Страшно было чувствовать эту толпу так близко от себя, страшно было подумать, что вот-вот мы рискуем попасть в ее руки! Мы молча смотрели друг на друга. Оттого ли, что в нашем убежище было темновато, или от страха, но бледны как полотно были все. Молчание продолжалось недолго: впустивший нас сюда священник открыл другую, внутреннюю дверь и сказал:

– Сюда…

Рев и гул толпы почти заглушали его голос.

– Идите за мной, я выпущу вас через южные врата. Они могут догадаться об этом и опередить нас.

Легко догадаться, что после этих слов мы не теряли времени даром и со всех ног побежали за ним по узкому подземному коридору, сырому и темному. В конце его находилась лестница, по которой мы поднялись наверх, в новый коридор. Дверь, ведущая в него, была закрыта, и пока священник открывал ее, казалось, прошла целая вечность. Перешагнув порог, мы оказались в комнате, подобной первой, но на противоположном конце собора.

Священник открыл дверь, ведущую наружу. Длинная улица, идущая от собора к дому дворянства, была совершенно безлюдна.

– Мы добрались вовремя, – сказал я со вздохом облегчения.

Приятно было вдохнуть свежий воздух. Отходя от быстрого бега, я повернулся, чтобы поблагодарить спасшего нас священника.

Маркиз де Сент-Алэ, следовавший за мной молча, также выразил ему свою благодарность, но вместо того, чтобы поспешить по безлюдной улице, затем в нерешительности остановился на пороге.

– Господин де Со, – заговорил он, не прибегая в этот раз к своей обычной насмешливости и самоуверенности. – Я должен поблагодарить и вас. Но, может быть, положение, которое мы взаимно заняли…

– Я не желаю говорить об этом, – прервал я. – А вот положение, о котором вы изволили говорить…

– А! – воскликнул он, пожимая плечами. – Значит вы все-таки избираете этот путь?

– Да, я избираю этот путь.

Кровь капитана Юза еще не успела засохнуть на шпаге этого человека, а он еще говорит со мной!

– Я избираю этот путь и должен вас предостеречь, – строго продолжал я, – что если вы будете далее гнуть свою линию, которая стоила уже жизни одному хорошему человеку, то она может повернуть и в вашу сторону, и это будет ужасно.

– Я по крайней мере не собираюсь просить вас защищать меня, – надменно сказал он и пошел беззаботно по улице, вкладывая на ходу шпагу в ножны.

За ним двинулся Луи. Доктор и дю Марк уже давно исчезли. Мне показалось, что проходя мимо меня, Луи на мгновение задержался, что он хотел сказать мне что-то, заглянуть в глаза, протянуть мне руку.

Но перед моими глазами возникло мертвое лицо и закатившиеся глаза Юза. Ни один мускул не дрогнул в моем лице, оно было как каменное, и я отвернулся к стене.

Часть вторая

I. На фонарь!

Из всех происшествий, случившихся с тех пор, как я вышел из комнаты, где заседал комитет, смерть капитана Юза больше всего врезалась мне в память. Я живо представлял себе, как он шел со мной в сад при соборе, как храбро встретил своих врагов. То и дело воспоминания о нем, полном жизни и энергии, поднимались в моей душе, вопиющей о его смерти. Это казалось мне ужасным, и я готов был возненавидеть человека, отнявшего у него жизнь.

Я знал до известной степени историю Юза. Я знал, что он занял ту небольшую сумму денег, что у него была, я знал, какие надежды он питал. Знал я и то, что он пришел сюда с твердым убеждением, что нашел выход из сложившегося положения… И вот теперь он лежит там, возле собора, окоченевший и бездыханный!

Мне было до такой степени жаль его, что я почти не думал о том, удастся ли Сент-Алэ окончательно спастись или нет. Прислушавшись, я убедился, что шум толпы затихает где-то в отдалении и что в городе все, более или менее, спокойно. Еще раз горячо поблагодарив священника, я простился с ним и пошел своей дорогой.