Любовь на полях гнева

Минут через пять мы беспрепятственно проехали городские ворота и выбрались на большую дорогу. Стояли еще серые предрассветные сумерки, деревья казались черными на фоне светлеющего неба. Вскоре мы переехали большой мост через Тавр и стали подниматься по долине Дурби.

Мы не могли еще видеть лиц друг друга. Внезапно из угла, где сидела маркиза, послышался веселый смех.

– Старый дурак, – едва проговорила она, не имея сил удерживаться более от торжествующего смеха.

Эти слова показались мне не особенно благородными, но она была матерью той, которую я любил, и я промолчал.

Разгорался рассвет. Одна половина неба мало-помалу окрасилась в розоватый цвет, другая – бледно-голубая, с золотистыми облачками, осталась позади нас. Еще мгновение и зазолотились вершины гор. Я жадно взглянул в лицо Денизы, увидел, как оно порозовело с рассветом, и, весь дрожа, поспешил отвести от нее свой взор.

Из угла маркизы опять послышался смех, невольно покоробивший меня.

– Она создана не для монастыря, не правда ли? – вдруг спросила маркиза.

Этот веселый, развязный тон подействовал, как удар хлыста, не столько, правда, на меня, сколько на Денизу.

– Ты, очевидно, хорошо напрактиковалась, – продолжала она насмешливо, обращаясь к дочери. – Я люблю, ты любишь, мы любим… Отлично, превосходно! Ты, должно быть, изучала это с самим директором? Или вычитала из надписей на заборах?

– Послушайте! – воскликнул я.

Дениза же только ниже натянула капюшон своего пальто, и легко понять, какой стыд она испытывала в эту минуту.

Но маркиза была неумолима.

– В самом деле, Дениза, я не помню, чтобы я когда-либо сказала твоему отцу: «Я люблю вас». По крайней мере, до тех пор, пока он не получил права поцеловать меня. Надеюсь, ты соблюдаешь правила приличия…

– Послушайте, это уж нехорошо, – пробормотал я.

– Что такое, сударь? – обратилась она ко мне. – Разве я не могу пожурить свою дочь, когда нахожу это нужным?

– Можете, но не при мне, – возразил я, начиная внутренне дрожать от ярости. – Это жестоко! Это…

– Не при вас, господин виконт? – переспросила маркиза, подсмеиваясь надо мной. – А почему я не могу сделать этого при вас? Я не могу унизиться больше, чем она сама себя унизила.

– Неправда! – закричал я, покраснев от гнева.

– Если я нахожу что-то нужным, я должна это сделать, – тем же беспощадно шутливым тоном продолжала она, глядя мне в глаза. – А вы… Не угодно ли вам выслушать меня? Не впадайте в ошибку, господин виконт. Из того, что я считаю нужным сделать ей замечание при вас, не выводите заключения, что вы принадлежите или когда-нибудь будете принадлежать к нашему семейству.

Дениза глухо вскрикнула и еще глубже забилась в свой угол.

– Связь наша порвалась уже давно, тогда еще, когда ваши друзья сожгли наш дом в Сент-Алэ. Разрыв углубился, когда они разграбили наш дом в Кагоре, когда короля сделали пленником, когда убивали наших друзей. Она порвалась раз и навсегда, и ее не восстановишь комико-героическими позами. Запомните это хорошенько, господин виконт. Но, так как вы видели унижение моей дочери, то вы должны были видеть и ее наказание. Она первая из рода Сент-Алэ, которая позволила за собой ухаживать.

Я знал, что это неверно, но спорить на эту тему в присутствии Денизы мне было неудобно, и потому я просто поднялся со своего места:

– По крайней мере, я могу избавить мадемуазель от моего присутствия сейчас.

– Нет, вы этого не сделаете, – нисколько не волнуясь, промолвила маркиза. – Если вы опять займете свое место, я объясню почему.

Я сел.

– Вы не сделаете этого потому, – заговорила она, холодно глядя мне в лицо, – что я, не любя вас, должна все же признать, что вы – благовоспитанный человек.

– Вот поэтому-то я и должен оставить вас.

– Наоборот, поэтому-то вы и должны ехать с нами.

– Но не в вашем экипаже…

– В нашем экипаже, – все так же спокойно перебила она меня. – У нас нет ни паспорта, ни бумаг. Без вас мы будем арестованы в первом же городе, через который нам придется проезжать. К несчастью, я не подозревала, что страна находится в столь отчаянном положении, – продолжала она, пожимая плечами, – иначе я приняла бы меры предосторожности. Но, как бы там ни было, с этим нужно считаться и ехать вместе.

Я почувствовал, что час моей мести близок.

– Благодарю вас за то, что вы мне это сказали, – отвечал я, раскланиваясь. – Но вы сами понимаете, что вы теперь в моей власти.

– Что такое?

– И, чтобы наказать вас за оскорбление, которое вы нанесли мадемуазель, я должен был бы вас покинуть.

– Как? Что?

– Я уже вижу впереди какой-то городок. Минут через пять мы будем у городских ворот. Предупреждаю вас, что если вы скажете дочери хоть одно слово, если вы будете издеваться над ней в моем присутствии, я расстанусь с вами тотчас же.

К удивлению моему, маркиза так и залилась смехом.

– Этого вы не сделаете, – сказала она. – К тому же, я могу обращаться с моей дочерью, как нахожу нужным.

– Сделаю!

– Нет, не сделаете!

– Это почему?

– Все потому, что вы благовоспитанный человек и не захотите навлечь на нас опасность.