Любовь на Рождество

У Марджори подкосились ноги, она уставилась на дочь, разинув рот.

— Так ты соблазнила Иана, позволила ему…

Пенелопа вскинула голову.

— Ты же сказала, что я должна сделать все возможное, лишь бы вытянуть из него предложение. Но застать нас вдвоем должна была не Алана, а моя горничная — закричать, переполошить весь замок, чтобы все подумали… словом, чтобы увидели нас с Ианом и ему не осталось ничего другого, кроме как жениться на мне.

У Марджори сжалось сердце.

— Мне, наверное, следовало выразиться яснее. Я со-всем не то имела в виду, Пенелопа. Что же произошло?

— Он только взглянул на меня один раз и заявил, что не станет делать предложение — он решил, что мы не пара. И он меня не хочет. Ужасно унизительно!

— Так он отказался… лечь с тобой в постель или жениться на тебе?

— И то и другое, — в глазах Пенелопы заблестели слезы. — О, мама, ну что со мной не так?

Марджори зашагала из угла в угол, ярость взметнулась в ней пламенем костра.

— Значит, отказался? Болван, деревенщина, простофиля Иан Макгилливрей посмел отвергнуть мою дочь?

— Что нам теперь делать, мама? — спросила Пенелопа. — Как все исправить, заставить его жениться на мне? Я сказала ему, что мне все равно, но это неправда. Я не допущу, чтобы она…

Марджори резко остановилась.

— Говоришь, вас с Ианом видела леди Алана?

— Да. Она вошла в комнату и побелела, как снег, увидев меня в постели, а Иана — спиной к ней, возле кровати, как будто мы и вправду…

Марджори задергала шнур звонка.

— Мы должны вернуть ее.

— Зачем?

Марджори улыбнулась дочери.

— Пусть подтвердит то, что видела. Тогда Иану придется жениться на тебе. Выбора у него нет. Выиграем все равно мы.

Пенелопа улыбнулась, только ее глаза остались настороженными. На счастливую невесту она ничуть не походила — наоборот, излучала ненависть. На миг у Марджори перехватило горло. Что она натворила?

Но Пенелопа уже повернулась к двери.

— В таком случае сегодня мы все-таки объявим о нашей помолвке. Как только он вернется, неважно, с Аланой или без нее. Надеюсь, она все-таки будет здесь. Если бы на Рождество я загадывала желание, то загадала бы именно это.

— Пенелопа… — начала было Марджори, но та уже открыла дверь.

— Пойду прикажу горничной как следует отутюжить мое голубое шелковое платье, — сказала она. — Сегодня я хочу выглядеть как графиня.

Глава 51

Карета подкатила к дверям замка Крейглит, и Уилфред Эсмонд, маркиз Мерридью, принюхался и фыркнул. Он уставился на серые холодные камни, и они словно воззрились на него в ответ, настороженные и негостеприимные. Вокруг не было ничего примечательного, кроме разве что каменной башни с заостренной крышей, наполовину занесенной снегом.

Уилфред истосковался по комфорту отцовских поместий, великолепного герцогского дворца в одном из самых живописных уголков Англии. Он покрепче сжал набалдашник трости и сердито откинул ворох меховых одеял, оберегавших его от волчьего оскала шотландской зимы. В эту минуту он мог бы сидеть в роскошной гостиной поместья Лайаллов и потягивать горячий ромовый пунш — если бы не глупая девчонка, которая вынудила его задержаться здесь и нарушила все его планы.

И вот теперь ему придется провести отвратительное Рождество черт знает где, среди каких-то дикарей, судя по внешнему виду их дома. Какой же это замок? Они даже не знают, что означает это слово. Он еще заставит свою невесту поплатиться за все ее выходки.

— Надеюсь, в погребе у них найдется кларет, — пробормотал он, ожидая, когда кучер откроет дверцу и спустит подножку. А если не кларет, так бренди.

Собравшиеся вокруг простолюдины глазели так, словно никогда не видывали современных карет. Розовощекие оборванные мальчишки, полные женщины, мужчины с прищуренными глазами разглядывали герб на дверце, словно он свидетельствовал о бесчестных намерениях — или о превосходстве владельца.

Наконец подножка была спущена, и Уилфред выбрался из кареты, высоко подняв нос, держа трость наготове и всем видом показывая, насколько он важен. Не спеша, позволяя полюбоваться своей внушительной особой, он прошествовал через толпу к крыльцу.

Все молчали — пока маркиз не наступил на замерзшую лужицу. Он вдруг почувствовал, что сапог скользит. Раскинув руки, он повалился навзничь и приземлился на широкий зад. Бобровая шапка взлетела в воздух и упала ему на грудь.

Долгое мгновение никто не шевелился. Уилфред лежал на снегу и смотрел в свинцовое небо. Одно за другим над ним возникали незнакомые лица, разглядывали его скорее с любопытством, чем с участием.

А потом случилось кое-что похуже. Лакей протянул ему руку, Уилфред вцепился в нее, дернул, и слуга повалился на него. Бобровая шапка оказалась смятой. Тут-то крестьяне и накинулись на него толпой — мужчины, женщины, дети: они протягивали руки, дергали его, толкали, трясли, пока наконец не поставили на ноги. Чьи-то руки отряхнули с его пальто снег, кто-то протянул ему сплющенную шапку и трость. Никто не смел рассмеяться, но любопытство в глазах сменилось весельем. Уилфред почувствовал, что густо краснеет.

— Я хотел бы пройти в дом, — заявил он, ни к кому не обращаясь.