Любовь на руинах (СИ)

И именно после этих слов в полнейшей тишине, воцарившейся над площадью, вдалеке послышался гул мотора. Но ведь этого просто не могло быть! По всем дорогам стояли кордоны, потому что мы всерьёз опасались теракта! Сейчас, когда, считай, половина жителей города находится в одном месте, проще всего одним махом избавиться сразу ото всех врагов. Но шум усиливался и многие из толпы стали испуганно крутить головами, пытаясь определить его источник.

Я повернул голову в сторону дороги, уходящей загород и увидел свою машину. Ошибиться не мог — ее я бы узнал из тысяч других! Ребята! Ребята возвращаются, поэтому и пропустили машину!

Толпа заволновалась, опасаясь неизвестности. Пророк, похоже, растерялся — им-то не видно то, что вижу я. Пришлось встать, с трудом, опираясь локтем левой руки — она пострадала меньше, чем правая, на перила и прокричать:

— Все в порядке, это наши ребята с задания возвращаются!

Линьков выступил из толпы своих и сказал, обращаясь ко мне:

— Ты их сюда не впускай. Пусть машину за воротами оставят и оружие, так же, как и мы. Вдруг вы нас обмануть решили?

Я слегка перегнулся через перила и приказал Беркуту, специально приставленному ко мне:

— Передай там, на проходной, чтобы заходили пешком и без оружия. И проверьте их, как положено.

Но сам не мог удержаться — медленно поковылял вниз, с трудом опираясь на раненую ногу, — я должен был их встретить!

46

… Машина ехала медленно. Невидимый пока, водитель объезжал каждую кочку. И чем ближе она подъезжала к нам — мне, и ещё четверым молодым бойцам, выставленным для проверки приезжающих на встречу с Пророком, — все отчётливее становился слышен какой-то странный звук, от нее исходящий. Парни переглядывались, вслушиваясь в него. Беркут взялся за оружие и вопросительно посмотрел на меня.

— Нет. Нужно понять, кто в машине. Она же бронированная — с автоматом ты ничего не сделаешь. Найдите себе укрытие, рассредоточьтесь здесь поблизости и будьте готовы стрелять по моему знаку.

Я остался на дороге один. Стоять, лишь слегка опираясь на раненую ногу, было тяжело, но сотни внимательных глаз за моей спиной не давали расслабиться — все собравшиеся ждали, что будет дальше. Правда, выбора у них по-любому не было — вряд ли кто-то из них знал о других выходах с заводского двора.

Машина приближалась, и я начинал понимать, что отчётливо слышу доносящийся из неё надсадный детский плач.

За рулём сидел Давид. Рядом с ним никого видно не было. Когда машина остановилась в паре метров передо мной, через открытое окно со стороны водителя я услышал еще и стоны, полные боли. Давид вышел на дорогу бледный, как полотно. Взглянув на меня, выжал страдальческую улыбку:

— Командир, рад тебя видеть живым! Значит, не зря мы… — почему-то не договорил, шагнул ближе, осторожно обнял, похлопал по плечу и кивнул на машину. — Иди! Я открою дверь.

Я послушно шагнул туда, куда он мне указывал, гонимый каким-то предчувствием, холодящим сердце. Когда Давид распахнул дверцу, в первые секунды я был оглушен множеством самых разных звуков, которыми был наполнен салон моей машины: детский плач, женские стоны, мужские и женские голоса. И среди нескольких — знакомых и незнакомых, выделялся один, тот, который я не спутал бы ни с какими другими. Недоверчиво посмотрел на Давида. Он ухмыльнулся и заявил:

— Сам учил — своих не бросать!

А из машины доносилось, заглушая голос Давида:

— Ты — умница, Линочка!

— Нет-нет, не вставай — тебе отдохнуть нужно!

— Больно!

— Смотри, какие мальчишки замечательные!

Моему взгляду открылась потрясающая картина. Сиденья сзади были выброшены. Прямо на полу расстелено окровавленное одеяло. На нем лежала молодая девушка с длинными распущенными волосами. Ее голые ноги, были раздвинуты и согнуты в коленях. А между ними, спиной по ходу движения, на коленях сидела Зоя и держала в руках маленького сморщенного красного ребеночка, только что, секунду назад, извлеченного из несчастной матери.

Это потом я рассмотрел и узнал ошеломленного Димона со светком в руках. И того самого старика, пустившего нас на ночлег в первую ночь нашего путешествия, только без бороды оказавшегося совсем не старым еще мужиком, с еще одним свертком.

В первые секунды я, стиснув зубы, не веря себе, смотрел только на Зою. Что там Пророк говорил про чудо? Для меня оно свершилось сейчас! Она жива! И она здесь — рядом!

Роженица потянулась к ней, и Зоя отдала малыша, завернув его в какую-то ткань. Вытерла руки и, наверное, почувствовав, что на нее смотрят, медленно подняла голову. Этот взгляд невозможно забыть — узнавание и безумная радость, волна которой буквально окатила меня с ног до головы.

Она рванулась из тесного салона прямо так, на коленях ко мне, выскочила из машины и встала рядом. Стояла и смотрела на меня. Мне безумно хотелось крепко прижать ее, стиснуть в своих объятиях и, забыв про забинтованные, жутко болящие руки, я потянулся… Но она сделала шаг назад! И взгляд такой странный… презирает меня за то, что бросил или… жалеет из-за ожогов?