Галдящая толпа, весело смеясь и переговариваясь, подбирала осколки. Инга тоже подобрала осколок с остатком надписи. Вздрогнула, увидев почти полную роспись Куркова. Менять осколок на другой не стала. Спрятала в карман и вздохнула. Эта традиция с битьем тарелок соблюдалась всеми киношниками уже много-много лет. Однажды Рязановской рассказали, как неопытный реквизитор, которому поручили купить посуду, принес небьющуюся тарелку и та отскочила от штатива продюсеру в грудь. Чтоб расколотить упрямую посудину, по ней дважды проехали на машине, но фильм все равно не получился…
Кузьмичев отошел в сторону и широким жестом указал на столик для чая, на котором теперь выстроились пластиковые стаканчики с шампанским:
– Прошу!..
Опустевшие бутылки стояли и лежали под столиком. Часть их выглядывала из мешка для мусора. Киногруппа с веселым гамом разбирала стаканчики. Поздравляли друг друга.
Инга поздравила продюсера, режиссера и оператора с удачным началом съемок, слегка пригубив шампанское. Встала рядом с Вороновым, намереваясь обсудить сцены, запланированные на следующий день и не успела. К ним подошли Курков с Ильменевым. Они были уже разгримированы и переоделись в свою одежду. Кузьмичев сразу повернулся к ним. Андрей обвел взглядом режиссерскую группу:
– С первым съемочным днем! Мы с Олегом рады, что снимаемся у вас, Александр Витальевич!
Стаканчики с шампанским сошлись в круге. Курков заметил странный взгляд Рязановской. Их стаканчики коснулись друг друга. Он вдруг увидел легкую грустную улыбку, пробежавшую по губам женщины и тень какого-то воспоминания. Тихо извинился, чуть наклонившись к ее уху:
– Прошу простить за утреннюю иронию. Вы правы. Могло случиться непоправимое.
Инга кивнула, постаравшись не смотреть на мужчину. Залпом выпила игристый напиток и сразу отошла к гримерной, забыв о своих намерениях. Принялась собирать многочисленные принадлежности в огромный кофр. Рабочие по площадке уже убрали зеркала и теперь дожидались, когда можно будет унести складные столики.
Андрей, стараясь делать это незаметно, наблюдал за женщиной. Чем-то она притягивала. И дело было не во внешней красоте, на которую актер всегда обращал внимание. Красавицей Рязановская не являлась, хотя и уродкой не была. Обычная женщина и вместе с тем, не такая, каких он привык встречать в киномире. В ней не чувствовалось ни кокетства, ни изнеженности, ни капризности.
Курков осторожно наблюдал, как Инга складывает принадлежности для грима, удивляясь отточенным движениям. Все у нее получалось ловко и быстро. И вдруг мужчина поймал себя на мысли, что не отказался бы пройтись с ней по берегу моря и поболтать. Посмотреть, как она среагирует, если он прочтет стихи. Услышать, как она смеется. От этих мыслей бросило в жар…
Андрей вздрогнул и торопливо огляделся – не видел ли кто, что он смотрел на Рязановскую. Он вовсе не собирался закручивать роман с женщиной старше себя, да еще и рассматривающую его целый день. Сразу понял, что все ухищрения напрасны.
Ильменев в упор глядел на него. Наклонился к другу и с усмешкой сказал:
– А она ничего! Симпатичная.
Курков сухо ответил, допивая шампанское глотком:
– Не заметил!
Швырнув стаканчик в пластиковый мешок для мусора, сразу отошел к молодым актерам, смеявшимся над чем-то у машины, приехавшей персонально за ними. Олег, чуть покачивая головой, с улыбкой смотрел Андрею вслед. Он-то лучше всех знал, что все-то Курков заметил. Вот только признать это не спешит. Снова взглянул на закрывавшую кофр Рязановскую и направился к друзьям…
Кузьмичев заметил хромавшего реквизитора, опиравшегося на трость и проковылявшего мимо. Спросил рядом стоявшего Воронова:
– Это что такое? Что произошло?
Режиссер обернулся по направлению взгляда. Увидев костылявшего к автобусу Леху, махнул рукой:
– А-а-а… Алексей вчера на ногу ящик уронил. Инга рану обработала, намазала своей мазью и перевязала. Дожидаться врача из пансионата не стала. Реквизитор утром сказал, что воспаления и ломоты нет. Инга пообещала, что через неделю все пройдет.