Перед завтраком встал мужчина, весь в орденах, и поздравил сидящих в зале с праздником. Горло будто перетянуло чем-то, горько стало, и – слезы… За столом сидят пять человек, двое плачут – я и соседка напротив: у нее, наверное, погиб муж. Много орденов. И чувство страшной виноватости, и хочется перед этими людьми встать на колени и просить, долго просить прощения.
Прости, папа.
Оказывается, воздух Рузы вреден для моего сердца. Теперь понятно, почему не вылезаю из кикимор, страшна, как Яга. Какой сейчас театр? Напугаю зрителей, никакие гримы не помогут.
У Иваненко[7]
– плохие дела. Нехорошо прошлись по ее адресу.Осталась обыкновенная жалость к нам, к женщинам. Все не так, как нужно, почти у всех. Что за жизнь! У Машки, оказывается, на «Зорях» сорвался трос, и она плашмя упала на сцену. Сейчас болит голова. Недаром в Рузе было нехорошее предчувствие.
Я в Москве. Пришла в театр, обрадовалась девочкам.
В гримерную вошел Лёня. Смущается, как ребенок.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Улыбается хорошо, счастливо, дольше, чем нужно, смотрит. (Ушел.)
– Что это? – спрашиваю.
– Ты что… Лёнька жутко в тебя влюблен. (Делаю удивленные глаза.) Между прочим, когда тебя не было, он ни разу не зашел к нам в гримерную.
Сон. Целовалась с З. – быть ссоре.
Два спектакля «Час пик». Тяжело. С непривычки здорово устала. Ничего уже мне не нужно. Инерция. Обещано письмо.
(Зачеркнуто.)
Вчера отправила маму с Дениской в Павлово-Посад на три месяца.
Спектакль «Товарищ, верь!». Начало. Пробегает мимо, никаких знаков приветствия. Веду себя так, будто меня это вовсе не занимает. Прибегает. Предложил сигарету.
Л.: Ты изменилась по отношению ко мне, – я чувствую.
Я: Нет, ты ошибаешься, хорошо отношусь к тебе.
Губы клюнулись в щеку…
По-моему, это проявление нежности меня нисколько не возбудило, но я улыбалась.
– Я рад сегодня, счастлив, что ты ко мне сегодня другая.
– Тогда играй гениально.
Играл действительно гениально.
Вру сама себе. Я счастлива, и меня к нему страшно тянет. Во время спектакля подходил уже совсем счастливый.
– Я сегодня играл для тебя, – ты слышала?
– Слышала. Я все слышала.
Завтра ровно год со дня нашего рождения – 19 мая.
Письмо Лёни мне:
Любимый мой!
Так хочется увидеть тебя и выговориться!
Исполнилась наша годовщина. Я помню. Хорошо бы в конце мая, то есть через 7–8 дней, встретиться там же. Но если, конечно, это возможно…
…а мне напиши новую. Сегодня же. И передай, ладно?
P.S. Я тебя очень-очень-очень люблю!..
P.S. Напиши мне что-нибудь ласковое».
Вера Гладких[8]
: «Видела тебя во сне, но не пугайся: хорошо видела. Ты целовалась с З.».«Привет. Это к ссоре». Господи, не много ли поцелуев с З.?
Действительно, мы поругались.
– Верушка, прошу тебя: завязывай со снами, надоело быть героиней в твоих снах.
Панически боюсь снов. Сон перед операцией – под выходной. Подошла Гладких: «Я тебя плохо видела во сне: ты была абсолютно голая и бритая, но не волнуйся: сон до обеда». Потащила З. в «Каму», чтоб успеть до обеда, но страшно захотелось курицы, которой там не оказалось. Купили в магазине, и уже в лифте мне сделалось плохо.
Вчера на спектакле понравились З. и Л. Лёня гениально играл, а в финале – «…тоска какая!» – зал вымер. Скажу, обрадую.
О приметах.
Зеркало, упавшее 17 февраля, а 23 февраля – «как будто уже что-то есть такое, а мы еще не знаем».
12 апреля – операция.
Машка, говорят, прекрасно репетирует Кабаниху – умничка! Алла[9]
не понравилась… Нужно звонить Т.Додиной.У З. – травма душевная – не дают заслуженного «заслуженного». Это, очевидно, обидно, посвящая работе жизнь и делая из нее кульбит.
Позвонить Татьяне Горбуновой.
В гости – к Дениске. Милый, славный, нежный сын. Мама рассказала, что, когда в прошлый мой приезд, простившись и опаздывая на поезд, я побежала по дороге, Денис, глядя мне вслед, печально произнес: «Как жалко маму! – И после паузы: – Обидно».
В этот раз долго не отпускал, но не плакал. Долго стояли с бабушкой, пока я не скрылась.
Вечер, свободный от спектакля. Дома – гости, 10 человек. Хорошо «отдохнули». Под финал – М.Ланца и Э.Пиаф. Час ночи. Отдраила квартиру, и опять тишина. З. едет из Ленинграда на Голгофу.
В театре свирепствует Главный… до тошноты… приходит в бешенство…
«Наберу половину новой труппы взамен нерадивым артистам!..» – кричали ненавидящие глаза. Я не припомню, чтобы Ю.П. за праздничным столом после очередной премьеры поднял тост за своих артистов, не помню. Не было такого.
Наберешь и проиграешь. Никто из молодых артистов не будет выболен твоей болью, не будет повязан общими неудачами и радостями, как твои старые артисты. Пробросаешься и останешься один, и никто тебе не споет Кузькина[10]
в твой… час, когда тебе будет плохо. Ты останешься один, будешь взывать, но тебя никто не услышит.Сегодня! Ради этих дней живешь. Что делается со мной – не знаю. Нежность. Нежен. Тоска…