Любовь на темной улице (сборник рассказов)

-- La barbe!1 -- сказала Луиза.-- Как можно выносить такую вонь? -- Она сидела на полу, сложив ноги и опершись спиной на книжную полку, от ее голых ступней, высовывавшихся из джинсов, дурно пахло потом. На нос она нацепила очки в тяжелой оправе из черепашьего панциря, которые всегда надевала при чтении, и, перелистывая страницы книги, лежащей на коленях, жевала миниатюрные пирожные эклер из маленькой коробки, стоявшей рядом с ней. Луиза вот уже год изучала французскую литературу в Сорбонне, но в данный момент читала "Гекльберри Финна" во французском переводе. Французская литература, признавалась она, производила на нее угнетающее впечатление, и она всегда скучала по пряному запаху вольной Миссисипи. Она приехала из Сент-Луиса, а на вечеринках от нее часто слышали, что Миссисипи -- это Богиня-Вода всей ее жизни. Роберта не вполне понимала, что она имела в виду, но в глубине души такое заявление производило на нее глубокое впечатление своей мистикой, свойственной сердцевине Американского континента, как и ее отчаянная смелость, объясняемая самообразованием. У нее, Роберты, насколько ей известно, никогда в жизни не было Матери-Воды.

Роберта сидела у мольберта посередине большой темной комнаты, в которой царил полный беспорядок. Они жили в ней вдвоем вот уже восемь месяцев с того времени, как приехали учиться в Париж. Роберта работала над длинным полотном для парижских витрин, стараясь преодолеть влияния Шагала, Пикассо и Жоана Миро1, и все эти влияния овладевали ею, сбивая с толка, в различные периоды одного только месяца. Ей было всего девятнадцать лет, и она страшно волновалась из-за своей восприимчивости других стилей живописи и других художников, и поэтому всегда старалась смотреть другие картины как можно реже.

Луиза поднялась с пола медленно, изящно и грациозно, как лебедь, слизывая остатки эклера с пальцев, приводя в волнообразное движение свои блестящие черные волосы. Подойдя к окну, она настежь распахнула его и сделала несколько нарочито шумных глубоких вдохов, втягивая в легкие сырой полуденный парижский зимний воздух.

-- Я опасаюсь за твое здоровье,-- сказала она.-- Могу держать пари, если кому-то в голову придет провести исследование, то они непременно придут к выводу, что в истории половина художников умерли от силикоза1.

-- Это шахтерская болезнь,-- отозвалась Роберта, продолжая спокойно работать над своим полотном.-- Эта болезнь от скопления в легких пыли. А какая пыль в масляных красках?

-- Ладно,-- сказала Луиза, не желая уступать подруге. Она посмотрела из окна третьего этажа вниз, на улицу.-- Его можно было бы назвать и красивым,-- сказала она,-- вот только бы ему постричься.

-- У него прекрасные волосы, о чем ты говоришь? -- возразила Роберта, с трудом подавляя в себе импульсивное желание подбежать к окну.-- В любом случае, сейчас все ребята носят такие прически.

-- Все ребята,-- мрачно повторила за ней Луиза. Она была на год старше Роберты и у нее уже были две любовные связи с французами, которые, по ее собственным словам, завершились для нее полной катастрофой, и теперь она пребывала в дурном настроении, переживая болезненный рефлексивный период.

-- У тебя с ним свидание? -- спросила она.

-- Да, в четыре,-- ответила Роберта.-- Он повезет меня на правый берег Сены.-- Она рассеянно тыкала кистью по полотну. Мысль о том, что Ги рядом, мешала ей сосредоточиться на своей работе.

Луиза посмотрела на часы.

-- Сейчас только три тридцать,-- сообщила она.-- Надо же, какая любовь!

Роберте не нравились ироничные нотки в голосе Луизы, но она не знала, как ей с этим бороться. Ей так хотелось, чтобы Луиза сохранила свою заумь для самой себя. Мысль о Ги заставила Роберту трепетать, ее словно било электрическим током, и она начала мыть кисти, понимая, что в таком возбужденном состоянии работать нельзя.

-- Ну и что он там делает? -- спросила она, стараясь казаться как можно равнодушнее.

-- Он вожделенно изучает витрину мясной лавки,-- сказала Луиза.-- У них сегодня там деликатес. Вырезка. Семьсот пятьдесят франков -- кило.

Роберта почувствовала легкий укол разочарования. Уж если он оказался рядом, то было бы куда приятнее, если бы он вожделенно взирал на нее, а не на витрину.

-- Какая все же невыносимая эта мадам Рюффа, просто ужас! -- сказала она.-- Не позволять никому приходить к нам!

Мадам Рюффа была их домовладелицей. Она жила с ними в одной квартире, кухня и ванная комната были общими. Маленькая толстая женщина, которая с трудом влезала в свои платья с потрескивающими от ее полноты поясами, втискивала свои груди в узкие лифчики, чтобы они у нее не висели, а торчали, и при этом обладала очень неприятной привычкой врываться к ним в комнату без стука. Она оглядывала их своими бегающими, недоверчивыми глазками, словно подозревая, что жилички намерены испортить ее покрытую пятнами камчатную ткань1 на стенных панелях или контрабандой привести к себе на ночь недостойных молодых людей.

-- Ах, Луиза,-- сказала Роберта,-- почему ты всегда хочешь казаться такой... такой разочарованной?