Она стояла в углу, склонив свою светлую белокурую головку над гроссбухом. Каждый раз, как только он смотрел на нее, на ее хрупкую фигурку, на ее скромный вид, на ее тревожащую душу красоту, у него всегда падало сердце. Он тихо подошел к ней, целиком поглощенной цифрами счетов, сзади, взял за руку, поднес ее к своим губам и крепко прижал к ним.
Айрина испуганно отскочила в сторону.
-- Стэнфорд,-- воскликнула она своим тихим, музыкальным, по-русски мелодичным голосом среди этих пыльных книг на шести языках.-- Как ты можешь позволять себе такое!
-- Но здесь же никого нет,-- оправдывался Лавджой, нежно улыбаясь ей.
-- Сюда могут войти в любую минуту,-- Айрина испуганно посмотрела на дверь.
-- Ну и что из этого?
-- Я так и знала, что это рано или поздно произойдет,-- плаксивым тоном сказала она, отворачиваясь от него и закрывая ладонями лицо.-- Ты меня больше уже не уважаешь. Я тебя, конечно, в этом не виню. Мужчину нельзя ни в чем упрекать.
-- Я не уважаю тебя, откуда ты взяла? -- пылко сказал Лавджой.-- Уважаю от всего сердца.
-- Слова, слова,-- сказала Айрина.-- Слова. Я знала, что это произойдет. Я теперь должна во всем винить только саму себя, больше никого. Нам нужно расстаться.
-- Айрина,-- сказал он, стараясь быть серьезным, но не показывая вида, что он расстроен таким отношением к нему. Она часто страдала от припадков деликатности и потом сожалела обо всем по нескольку раз на день, после чего регулярно ходила в церковь исповедоваться. Ее сомнения, все эти девичьи эксцессы чувствительности делали ее в глазах Лавджоя еще куда более желанной, да он и не был таким человеком, которого можно было бы упрекнуть в дурном поведении. Они были знакомы с Айриной целых восемь месяцев, и только после этого испытательного срока она позволила ему взять ее за руку, а потом, когда он впервые овладел ею, рыдала целых три часа кряду.
-- Айрина,-- сказал он для ее большей уверенности,-- я отношусь к тебе с таким уважением, как к родной матери.
Айрина, повернувшись к нему, нежно ему улыбнулась. Губы ее дрожали, глаза подернулись туманной пленкой.
-- Ах, как все же трудно быть женщиной,-- сказала она.
Лавджой улыбнулся ей в ответ, и она позволила ему легонько прикоснуться к ее руке. Он достал из кармана бумажник, вытащил из него деньги и передал их ей.
-- Мое сердце разрывается на куски,-- сказала она, засовывая бумажки под лифчик, удерживающий ее маленькие, но такие невыразимо приятные груди,-когда я беру у тебя деньги, Стэнфорд. Но мой несчастный отец...
-- Что ты,-- промычал в ответ Лавджой,-- мне это доставляет удовольствие.
Отец Айрины был белым русским офицером. Он остался в России, а Айрине с матерью удалось бежать от революции. Он был слишком гордым и решительным человеком, чтобы заставить себя работать на красных, поэтому Айрине приходилось высылать ему каждый месяц немного денег, чтобы он с такой гордыней не умер от голода.
-- Это доставляет мне большое удовольствие,-- повторил Лавджой, хотя в этот раз он соскребал со своего счета последнее, то, что осталось на донышке.-- Ты не заглянешь ко мне часиков в девять, дорогая?
-- Сердце мое разрывается на куски,-- прошептала Айрина,-- вдруг меня увидят, начнут подозревать.
-- Никто тебя не увидит, не бойся.
-- Ладно, дорогой мой Стэнфорд, в девять тридцать,-- сказала Айрина, награждая его печальной славянской, скромной улыбкой, свидетельствовавшей о ее капитуляции и одновременно обещавшей море невыносимо приятного сладострастия.-- В это время будет темнее.
Лавджой, торопливо оглядевшись по сторонам, чмокнул ее в щечку.
-- Боже, прости меня грешную,-- скорбным тоном произнесла Айрина,-- ты на самом деле необузданный парень...
-- Девять тридцать.-- Лавджой, помахав ей рукой на прощание, вышел из этого литературного логова на ярко освещенную солнцем улицу. Теперь он думал только об одном, о свидании с Айриной в девять тридцать вечера, он улыбался, весело насвистывая, и быстро шагал между нищими, продавцами плодов манго, торговцами скотом и сводниками. В конце улицы находилась маленькая площадь, окруженная крошечными кафе. Лавджой увидел толпу, стоявшую полукругом перед самым большим, самым запоминающимся кафе. Сгорая от любопытства, он ускорил шаг. Может, произошел несчастный случай с каким-нибудь американцем или с одним из его учеников...