Любовь на темной улице (сборник рассказов)

-- Я уезжаю сегодня днем, Питер,-- звучал ее голос, серьезный, текучий, с солнечными нотками далекого детства, который когда-то доставлял мне столько удовольствия,-- и если тебя не затруднит, мне хотелось бы повидаться с тобой. Очень. Всего на несколько минут. Я должна тебе кое-что сказать...

-- Ты уезжаешь? -- Как мне хотелось, чтобы в эту минуту мисс Дрейк вышла из кабинета.-- Куда же ты едешь?

-- Домой, Питер,-- сказала Кэрол.

-- Домой?-- глупо переспросил я. Почему-то я всегда ассоциировал дом Кэрол с Нью-Йорком.

-- В Сан-Франциско,-- пояснила она.-- Мой поезд отходит в три тридцать.

Я посмотрел на часы. Было одиннадцать пятьдесят.

-- Послушай,-- сказал я.-- Может, я приглашу тебя на ланч?-- Я сразу решил ничего не говорить об этом Дорис. В конце концов после шести с половиной месяцев брака муж имеет право на одну маленькую ложь.

-- Я не смогу пойти с тобой на ланч,-- сказала Кэрол.

Спорить с ней не имело смысла. Может, за эти два года в ней произошли какие-то перемены, но в этом она явно не изменилась ни на йоту.

-- Когда? -- спросил я.-- Когда ты хочешь встретиться со мной?

-- Ну, мой поезд уходит с Пенсильванского вокзала,-- сказала она.-Скажем, давай встретимся напротив, в баре Статлера, идет?

Она замолчала, по-видимому, репетируя в уме, что собирается сказать мне, точно рассчитывая при этом время, как это делает директор радиопрограмм с секундомером в руках.

-- Ну, скажем, в два тридцать?

-- Два тридцать,-- повторил за ней я. Потом отколол одну из тех шуток, которые заставляют тебя просыпаться по ночам и ворочаться в постели: -- Что на тебе будет? -- спросил я.-- На всякий случай, если я тебя не узнаю.-По-видимому, я хотел доказать ей, что два прошедших года особенно не сказались на мне, хотя, конечно, это была неправда. Сказались, и еще как. Или мне хотелось показаться ей беспечным, "крутым", потому что такая была мода; все те, кого мы знали, всегда старались казаться беспечными, "крутыми", видавшими виды людьми.

В трубке молчали, и я вдруг забеспокоился, уж не намерена ли она повесить ее и прервать наш разговор.

Но она все же заговорила. Голос у нее был ровный, повинующийся ее воле, и в нем не чувствовалось никакой особенной любви.

-- На мне будет улыбка,-- сострила она в свою очередь,-- широкая, девичья, все отрицающая улыбка. Итак, встречаемся в два тридцать.

Я положил трубку на рычаг и попытался поработать еще с полчасика, но, само собой, у меня ничего не получалось. Наконец, прекратив бесплодные попытки, я встал из-за стола, надел шляпу, пальто и сказал мисс Дрейк, что меня не следует ожидать раньше четырех часов. Одно из преимуществ, получаемых от моего положения младшего партнера компании "Рональдсон, Рональдсон, Джонс и Мюллер", заключалось в том, что я имел право время от времени брать себе выходной либо на весь день, либо на часть его, чтобы как следует подготовиться к встрече личной трагедии или какого-то торжества, только если трагедии и торжества не следуют беспрерывно чередой, с частотой, мешающей нормальной работе.

Я бесцельно бродил по городу, ожидая, когда же наступит условленное время,-- два часа тридцать минут. Был холодный, ясный солнечный день, и Нью-Йорк сверкал в своем зимнем наряде, к его яркому блеску добавлялся свет из миллионов окон, смешанный с плотными тенями, отбрасываемыми его северной частью, и вся эта мешанина делала город еще более оживленным, еще более самоуверенным, еще более привлекательным и забавным. Интересно, как себя чувствует сейчас Кэрол,-- ведь ей через три часа уезжать из этого города.

Я впервые встретился с ней на театральной вечеринке с коктейлем на одной квартире на Пятьдесят четвертой улице. Я еще был новичком в Нью-Йорке, и поэтому ходил на все вечеринки, куда меня приглашали. У Гарольда Синклера, работавшего со мной вместе в одной конторе, был брат, Чарли-актер, и он время от времени брал нас с собой, когда его куда-нибудь приглашали. Мне нравились такие вечеринки с театральным людом. Девушки, как правило, там бывали очень красивые, полно выпивки, и все гости такие яркие, щедрые личности, такие забавные и привлекательные, особенно после целого дня, проведенного в среде скучных адвокатов.

Она стояла у стены, разговаривая с какой-то пожилой женщиной с голубоватыми волосами, вдовой одного продюсера, как я узнал позже. Я никогда прежде не видел Кэролин Хант ни на сцене, ни за пределами театра, и она пока еще не сыграла ни одной значительной роли, чтобы ее запомнили зрители и показывали на нее на улице рукой. Стоило мне только раз посмотреть на нее, как я понял, что она -- самая красивая из всех девушек, которых мне приходилось встречать в жизни. Возможно, я в этом убежден и по сей день.