Любовь на троих

Многое он вспомнил в это утро, возвращаясь домой, — сколько злого и несправедливого он сотворил с ней. Он знал: он неявно искал повод доказать себе, что они не пара, пытался убедить себя, что она ему не подходит. Он понимал свою низость и подлость, но сделать с собой ничего не мог. Решал свои проблемы за счет близкого человека и закрывал глаза на причину, а доставалось ей — ни за что ни про что.

Он записал слова на жестком диске своего сердца, чтобы потом, в минуту крайнего отчаяния, предъявлять себе, как спасательный жилет на корме своего тонущего корабля. Пока она ехала домой, он звонил ей, они говорили, смеялись, плакали, но утро неумолимо стирало кино, в котором они сыграли свои лучшие роли.

Утро возвращает все вспять

С.С. вернулся домой усталый и раздавленный. Уже в машине он понял, что кино закончилось, он еще сумеет какое-то время крутить его на медленной скорости, но новых серий или даже эпизодов уже не будет, не будет и закадрового текста, слов, которые она не скажет, — просто ничего больше не будет, ничего…

Он долго стоял под душем, смывая напряжение прошлой ночи. Душ сделал все, чтобы вода своей энергией поглотила его боль хотя бы на время.

Он лег спать и проснулся глубоким вечером, когда непонятно, то ли день, то ли ночь.

Он лежал спокойно, без привычных блужданий по страницам книги, которую читал без Маши уже почти три года.

Он без нее стал другим — старым, потрепанным мужиком, сидящим дома в одних трусах. Он редко выходил из дома. Водитель быстро почувствовал, кто в доме хозяин, и перестал задавать с вечера привычный за десять лет вопрос: «Куда завтра, шеф?» А шеф не знал, куда завтра и куда послезавтра, не знал, не хотел знать. Спал и ел, иногда выпивал один дома, просто так, как бобыль. Жена первое время смотрела на него удивленно — она не привыкла за много лет видеть его дома, и даже иногда, когда его морда надоедала ей до смерти, говорила в сердцах: «Хоть бы ты сходил куда со своей бражкой!» — имея в виду его компанию почтенных дружков-мудаков, хватающих последние плоды на засыхающих деревьях, которые они посадили давно. Дома они тоже построили давно, и дети их давно уже выросли. Он смотрел на нее удивленно: когда его неделями не бывало дома и он летал в другом измерении, она говорила: «Когда же ты уймешься? Береги себя! Ты нам нужен!» И вот он здесь, послушный, как мягкая игрушка-мишка на диване, а так тоже плохо. Всем плохо. Кому же хорошо?

В период острой фазы раздрая он оказался за столом в бане с уважаемыми людьми, он был в состоянии, когда молчать невыносимо. Он и поехал туда, чтобы среди людей отвлечь себя от нестерпимой боли. Тайный мотив все-таки был — туда ходили два мужика, у которых были романы с девушками: не интрижки, а настоящие романы из разряда «последняя любовь». Он хотел косвенно получить совет — типа как дела, какие перспективы?

Оказалось, что отмечают день рождения запутавшегося в сетях внебрачной любви фигуранта, который в первом тосте встал и с гордостью и удовольствием объявил:

— Я ушел от жены, живу со своей девушкой, она беременна, пожелайте мне удачи. — И сел под взрыв эмоций.

Часть тех, кто никогда не уйдет, почувствовали себя оплеванными. Кто же сам признается, что кишка тонка и очко не железное? Только двое, включая С.С., аплодировали и завидовали решимости и воле. Он нашел в себе смелость и слова для бывшей жены, избежал фальшивых суицидов и укора в глазах детей, он решил: это его жизнь, и другой не будет, и шанса полюбить больше не будет.

Вторую жизнь ему подарило небо, и он взял, не отвернулся, не отбросил руку судьбы — поцеловал и пошел своей дорогой…

С.С. остро почувствовал, что он не потянет, не сможет. Он встал с пятнами на лице и сказал:

— Всегда есть те, кто сам выбирает. Это не вопрос денег или условий — это характер. Человек выбрал судьбу, я — нет, я горжусь и завидую.

Все захлопали — те, кто сможет, и те, кто никогда даже об этом не подумает, просто выпили — ведь в бане это первое дело.

После этого дня и началось его затворничество, и тихий сон поверженного льва, выпавшего из прайда и уступившего свою самку новому вожаку. «Все правильно, — утешал он себя. — Природа сильнее человека».

Самое большое разочарование он испытал, когда рухнул миф об особости и отдельности его с Машей случая. Когда ему говорили: «Ты мудак», — он смеялся: «Ну ладно, это у вас так, а у нас особый случай, у вас нет таланта любить, вам не повезло». А когда у него закончилось так же, как у дяди Пети с тетей Зиной (мордобоем и словами, после которых точка невозврата), он все про себя понял: «Ты не орел, не герой, и место твое на продавленном диване с кроссвордом и чаем с липовым медом».

Еще год его звали на новые игры, он попытался пару раз и перестал — надоело. Но товарищи решили его спасти. Они предлагали испробованных и брошенных девушек, спаивали его, чтобы он сдвинулся с мертвой точки, которая стала точкой замерзания.