Любовь на троих

Даже весной, в буйстве зелени, при двадцати с плюсом, можно быть несчастным, некрасивым, лысым и очень грустным, а можно в трескучий мороз лежать на снегу, таким же некрасивым и лысым, и смотреть в небо, если ты вышел из дома, где тебе сказали минуту назад, что ты лучше всех или, во всяком случае, не хуже Анатолия из третьей квартиры, вот так причудливо и странно он себя чувствовал, он вскоре заснул, как ему в детстве говорила мама, как пшеницу продавши.

В это же время, на другом конце острова проснулась Лиза, она не хотела видеть сон, в котором главную роль играл С.С.

Сон был кровожадным, Лиза в нем была Юдифью, отрубившей голову военачальнику ассирийского царя и спасшей этим подвигом народ Иудеи.

Евреи Лизе были безразличны, она знала, какие они люди, у нее даже были знакомые из этого племени, один учитель математики Рома в их школе сошел с ума, но его быстро забыли, у нас всех забывают, кроме Пугачевой и Галкина, жизнь которых освещают в хрониках как жизнь великих людей.

Лизе до сих пор было стыдно, когда она видела Примадонну в глубоко пенсионном возрасте, сообщающую всему миру, какое сильнейшее половое влечение она испытала, увидев Максимку. Есть вещи, которые нельзя освещать, их надо держать в темном чулане своего прошлого.

Все это Лиза думала на своем балконе, выходящем на океан, но главным вопросом этой ночи был чужой мужик С.С., впершийся в ее сон в костюме Олоферна, что он делал в моем сне, думала она, зачем он привел ее в свой шатер, где в свете факелов и дрожащих огнем жаровен она, как Юдифь, отрубила ему голову.

Она не страдала мракобесием, снов не толковала, не знала, что значит во сне кровь или говно, но этот сон, в котором было и то и это, ее очень беспокоил.

Лизе нравилось, как она отдыхает, она не пропустила ни одной экскурсии, обследовала все левады на острове, совсем не скучала, ее одиночество было прекрасным, как в песне Дольского про мудака-эгоцентрика, который убеждает себя, в том, что ему одному прекраснее всех любвей:

Твоих речей виолончель
во мне всегда звучит, не гаснет…
С тобою быть — вот жизни цель,
но одиночество прекрасней…

Этот С.С. не выходил из ее головы, она даже после дурацкой ночи почему-то думала о нем.

У Лизы в смутные дни была скверная привычка примеривать на себя чужих мужчин, даже тех, кто женат; она стыдилась и ругала себя за эти глупости, но ничего поделать с собой не могла, иногда она видела в чужих парах явный диссонанс.

Она не понимала, как такой достойный, на ее взгляд, мужик живет с какой-нибудь дикой дурой, расплывшейся, как баба на чайнике, а он ее терпит и даже говорит ей, что любит.

В школе она видела родителей учеников, там тоже были дикие пары, приличные и вполне независимые женщины жили с такими ублюдками, с которыми она на одном километре даже бы не загорала. Тайна и мотивы, по которым люди объединяются в пары, ее занимали, ее собственный опыт мало что давал для полноценного заключения, она была молодой дурой, когда ее бывший муж приплыл к ее берегу, потом он отплыл, и она так и не поняла, что это было. Она редко видела гармонию в чужих отношениях, она знала таких людей, но число их было ничтожно мало.

В основном это были связи, державшиеся на общей нужде, на нехватке квадратных метров, на боязни, чтобы не жалели за глаза и не обзывали одиночками.

Она пила кофе на террасе в отеле, она никогда дома так не завтракала, да и когда было барыней рассиживаться, бежать надо было, всегда бежать, задрав хвост.

Графов и принцев в ее отеле не было, но она видела этих английских старперов, для которых такая размеренная жизнь норма, а не редкое приключение раз в три года, да и то если ты успел в стране победившего рынка ухватить кусок пожирнее или если повезло с дочерью, как ей.

Через день нужно было уезжать, и Лиза решила поехать на гору в мегамолл, прикупить подарков, наверху было дешевле, чем в центре, и она, закончив завтрак, пошла на автобус.

Катя проснулась в девять, вокруг было тихо, ночное приключение ее не испугало, совсем наоборот, все встало на свои места.

Ей даже стало спокойнее, ее спутник несколько ночей в путешествии пренебрегал ею, и она даже стала нервничать, — может, он считает ее с легким дефектом, а когда все случилось почти в ее бессознательном состоянии, все устаканилось.

Охотник должен выслеживать, дичь — бежать и падать после выстрела.

Катя была признательна С.С., она оценила его внимание, его заботу и ловкое ухаживание, он ей не читал морали, не учил жить, был просто внимательным, ей и этого казалось много. Полюбить его она не могла, у нее не было такого инструмента, она могла обожать, таять, тонуть в радостном сексе, но распахнуть себя до боли в сердце, прыгнуть с горы на острые скалы, закрыв глаза, погибнуть с гибельным восторгом в море безответного чувства — не могла или еще не пришло ее время.