— И что я ей сказал, — говорит Марк со всей настырностью шестилетнего ребенка, который слишком мал для американских горок, — что, учитывая свойства кевларовой смеси, которую мы используем для внутренней оболочки, расстояние между выводами должно оставаться таким, какое оно есть.
На самом деле, то, что он мне сказал, было — Невозможно. — Я как раз собиралась указать на это, когда Леви сказал: — Тогда мы меняем кевларовую смесь. — Мне кажется, что это вполне разумное решение, но остальные пять человек за столом, похоже, считают его таким же спорным, как понятие глютена в двадцать первом веке. Ропот нарастает. Языки клацают. Парень, которого, возможно, зовут Фред, задыхается.
— Это было бы значительным изменением, — хнычет Марк.
— Это неизбежно. Нам нужно сделать правильную нейростимуляцию со шлемами.
— Но это не то, к чему призывает прототип Салливана.
Я уже второй раз слышу, как упоминается прототип Салливана, и второй раз при упоминании о нем наступает густая тишина. Разница сегодня в том, что я нахожусь в комнате и вижу, как все беспокойно смотрят на Леви. Он главный автор прототипа? Не может быть, поскольку он новичок в BLINK. Салливан — это название Института Дискавери, так что, может быть, он оттуда? Я хочу спросить Гая, но он сегодня утром уехал устанавливать оборудование с Росио и Кейли.
— Мы будем максимально верны прототипу Салливана, но он всегда задумывался как средство для нейронауки, — говорит Леви, твердо и окончательно, как обычно, с этим своим компетентным, большим членом спокойствием, и все мрачно кивают, больше, чем можно было бы ожидать от кучки чуваков, которые дразнят друг друга за пончики и приходят на работу в пижамах. Я явно чего-то не знаю. Что это за место, Твин Пикс? Почему у всех столько секретов?
Мы обсуждаем детали еще пару часов, решив, что в течение следующих недель я сосредоточусь на картировании индивидуальных мозгов первой партии астронавтов, пока инженеры дорабатывают оболочку. В присутствии Леви его команда, как правило, быстрее соглашается с моими предложениями — этот феномен известен как Sausage Referencing. По крайней мере, для нас с Энни. В ситуациях Cockcluster или WurstFest, когда за вас поручится мужчина, это поможет вам быть принятым всерьез — чем выше рейтинг мужчины, тем выше его сила Sausage Referencing.
Примечательный пример: Доктор Кюри изначально не была включена в номинацию на Нобелевскую премию за теорию радиоактивности, которую она придумала, пока Гёста Миттаг-Леффлер, шведский математик, не вступился за нее перед комитетом по присуждению премии, состоящим из одних мужчин. Менее примечательный пример: на полпути моей встречи с инженерами, когда я заметила, что мы не сможем стимулировать глубоко височную долю, Фред сказал мне: — Вообще-то, мы можем. Я ходил на занятия по нейронауке в бакалавриате. — О, Боже. Это было, наверное, две недели назад. — Я уверен, что они стимулировали медиальную височную долю.
Я вздыхаю. Внутри. — Кто?
— Что-то… Уэлч? В Чикаго?
— Джек Уолш? В Северо-Западном?
— Да.
Я киваю и улыбаюсь. Хотя, возможно, мне не стоит улыбаться. Может быть, причина, по которой мне приходится иметь дело с этим дерьмом, в том, что я слишком много улыбаюсь. — Джек не стимулировал гиппокамп напрямую — он стимулировал затылочные области, связанные с ним.
— Но в статье…
— Фред, — говорит Леви. Он откинулся на спинку стула, став карликом, держа в правой руке наполовину съеденное яблоко. — Я думаю, мы можем поверить на слово доктору наук, нейробиологу с десятками публикаций по этому вопросу, — добавляет он спокойно, но авторитетно. Затем он снова откусывает яблоко, и на этом разговор заканчивается.
Видите? Sausage Referencing. Работает каждый раз. И каждый раз мне хочется перевернуть стол, но я просто перехожу к следующей теме. Что я могу сказать? Я устала.
И теперь мне хочется яблока.
Мой желудок урчит, когда я выскальзываю, чтобы наполнить свою бутылку с водой. Я с тоской думаю о Lean Cuisine, который сейчас размораживается на моем столе, когда слышу.
— Мяу.
Я сразу же узнаю это щебетание. Это мой котик — ну, котик — подглядывает за мной из-за фонтанчика с водой.
— Привет, милая. — Я опускаюсь на колени, чтобы погладить ее. — Куда ты пропала на днях?
Чириканье, мяуканье. Какое-то мурлыканье.
— Что ты делаешь в одиночестве?
Удар головой.
— Ты охотишься на мышей? Ты работаешь в правоохранительных органах? — Я смеюсь над собственным каламбуром. Кот бросает на меня язвительный взгляд и уходит. — Да ладно, это была хорошая шутка. Это было шип-терично!
Последний возмущенный взгляд, и она сворачивает за угол. Я хихикаю, затем слышу шаги позади себя. Я не оглядываюсь. Мне это и не нужно, так как я уже знаю, кто это. — Там была кошка, — слабо говорю я.