Любовь на выживание

Его тело не могло считаться античным эталоном красоты, но зато любой греческий атлет выглядел бы рядом с мистером Джонсоном жалким хлюпиком. Широкие плечи с синими разводами татуировки, мощная грудная клетка, впалый и жесткий даже на вид живот, могучие руки — все было покрыто шрамами. Тонкие, ровные и длинные — от какого-то острого и узкого лезвия. Страшные, кривые и широкие — от ножа или бутылочного стекла. Белые звездочки пулевых ранений.

Она непроизвольно провела пальцем по кривому шраму у Рэя на груди, и мужчина неожиданно сжал ее руку своими железными пальцами.

Его знобит, подумала она с отчаянием. У него начнется лихорадка, и тогда все пропало.

Джуди Саттон молча подползла к Рэю Джонсону поближе, обняла его и прижалась к нему всем телом. Он судорожно вздохнул, стиснул ее пальцы и уронил голову ей на плечо, Жесткие короткие волосы щекотали ей шею, и Джуди вдруг стало так жалко Рэя Джонсона, что она чуть не взвыла. А еще… Еще ее совершенно не смущало то, что они, полуголые, сидят на берегу африканской реки, тесно обнявшись. Джуди Саттон инстинктивно чувствовала, что Рэю Джонсону она может довериться целиком и полностью.

Возможно, потому, что он совершенно не похож на рокового мужчину.

Рэй Джонсон поднял голову и отчетливо произнес, не открывая глаз:

— Он качнулся вперед. А должен был улететь назад. Я промахнулся…

Большой рыжеволосый человек дышал с присвистом, тяжело, словно что-то мешало воздуху пробиться в легкие.

Большой рыжеволосый человек ступал по лесной чаще почти бесшумно, что было удивительно при его росте и весе, но вполне понятно, учитывая то обстоятельство, что он провел в этих местах всю сознательную жизнь и прекрасно знал, что от уровня громкости шагов иногда зависит состояние здоровья.

Ему мешала его собственная нога. Левая, толстенная ножища, волочившаяся за человеком безжизненным грузом.

Человек был мокрым, грязным и раненым. Очень тяжело, возможно, смертельно.

У него были прострелены плечо и нога, он потерял очень много крови и прошел несколько километров по глухому лесу.

Любой другой на его месте валялся бы в эту минуту без сознания, но большой человек не мог себе этого позволить. У него еще оставалось важное дело. Очень важное дело.

Оно с самого начала было достаточно важным, потому что относилось к категории долгов, а долги большой человек привык платить. Теперь же важное дело разрослось, стало архиважным.

Вдали между деревьев мелькнул свет. Большой человек остановился, отдыхая и собираясь с силами. Все, что ему надо знать, он выяснит сейчас. А потом позволит себе потерять сознание.

Сейчас ему надо стать очень тихим. Практически бесшумным.

— Ошибка. Надо было убить хвостатого дьявола.

— Иди к черту. Он ел у меня с руки. Он вырос у меня в доме.

— Он пропасть все дело.

— Он никогда меня не тронул бы.

— Я это знать. Другие тоже знать. Змей умный.

— Змей, скорее всего, умничает уже на небесах. Надеюсь, мисс Саттон спасена… ценой его жизни.

— Она беда. Кровь и смерть. Она должна умирать.

— Сначала она должна жить. Эта диалектика черным мозгам неподвластна. Интересно, Дьяволица, а у тебя черные мозги?

— Ты ошибаться. Не слушать Мгаба. Мгаба умная. Она дочь вождя.

— Иди, готовь ружья. Утром мы выступаем на поиски несчастной мисс Саттон. Людей предупреди. Деньги возьмешь в спальне.

Черная тень растворилась во мраке настороженно молчавшего дома.

Эндрю Стил подъехал к камину, потянулся за бутылкой, стоявшей на полке, потом усмехнулся, привстал и взял ее.

Он успел усесться обратно и налить себе стакан, когда на веранде послышался шум, а потом в распахнутые двери ввалился Коннор Малрой, грязный, бледный и залитый кровью.

— Энди, как хорошо, парень, что у тебя есть виски! Это то, о чем я мечтаю последние пять часов.

Если Стил и был удивлен, то никак этого не показал. Просто развернулся к Малрою и протянул ему стакан.

— Похоже, у вас вышли неприятности с мистером Джонсоном? Я ведь предупреждал… Вы довольны, Коннор? Или вам нужно что-то еще? Кстати, девушку-то вы видели?

— Хочешь спросить, жива ли она? Да, жива. Я вообще изменил свое мнение. Вполне приличная девчонка. Не пищала, вела себя отлично. Скорее всего, она не пьет, не употребляет наркотики и не общается со всякой швалью. Одним словом, считай, что я обрел дочь.

Малрой разразился идиотским хихиканьем и припал к стакану с виски. На лице Стила теперь явно читалось замешательство.

— Я что-то не очень понимаю… Вы решили простить ей убийство ваших сыновей?

— Решил. Тем более что она их не убивала. Так мне почему-то кажется.

— Я рад. Правда, рад.

— А я не сомневаюсь. Тебе ее смерть совершенно ни к чему.

— Что вы имеете в виду?

— Да так. Плесни мне еще.

— Давайте-ка лучше я вызову машину, и вы отправитесь к врачу…

— Погоди. Попозже. У меня к ней дело, к твоей девчонке. Подождем ее вместе, ладно?

— Вы как-то плохо выглядите. Давайте, хоть уложу вас…

— Я сказал — позже! Пока посидим, попьем виски… поговорим.

— О чем же?

— Не знаю, ты же у нас писатель. Истории — твое дело.

— Мне сейчас как-то не до писательской деятельности.

— Действительно. Вполне возможно, тебе вообще придется ее бросить.