Любовь напротив

По-прежнему стоя к ним спиной, я продолжал жаловаться на свою судьбу, стараясь пробудить в них сочувствие. Прежде всего, я надеялся разжалобить Шама и тем самым вывести его из игры. А для этого нужно было, чтобы он проникся моими мыслями, пережил в своем воображении это великое несчастье — быть покинутым любимой женщиной. На самом деле он должен был прочувствовать на своей шкуре то будущее, которое я ему уготовил. Что касается Алекс, то тут я был уверен: пробудить в ней жалость мне не составит большого труда. Какая женщина останется глухой к голосу покинутого мужчины? Что может взволновать ее больше, чем мужчина, я бы сказал «рыцарь», готовый преклонить колени перед Женщиной… ибо всегда следует помнить: то, что приносится в жертву ради любви одной из них, в некотором смысле является жертвоприношением для всех. Это звучит несколько старомодно, но, если вдуматься, что такое чувства, как не вышедший из употребления хлам, старое тряпье, которое мы используем, чтобы как следует поразвлечься на грандиозном бале-маскараде этого загнивающего века?

В итоге, я сделал видимое усилие, чтобы обернуться; да, я обернулся — наконец-то! — делая вид, что заставляю себя открыто встретить их взгляды после горьких, полных разочарования слов, которые, казалось, поставили меня в неловкое положение. Мимоходом я зафиксировал в зеркале крупный план молодого Строхайма, встревоженного и тоскливого, каким выглядел старый Строхайм в последних эпизодах знаменитого «Сансет бульвара»[22]. Мне показалось даже, что мои глаза едва заметно косили из-под чуть нависающих век. Словно стараясь скрыть свою неловкость, я подошел к картинам, составленным у стены, достал первую попавшуюся и сделал вид, что внимательно рассматриваю ее. Решив, что я слишком поглощен этим занятием и не вижу ее, Алекс бросила вопросительный взгляд на Шама. Тот ответил ей полуулыбкой и пожал плечами. Тогда Алекс не очень уверенно произнесла:

— Не хотите ли… пообедать с нами?

Я поднял голову и изобразил на лице признательную нерешительность человека, который не хотел бы никого беспокоить… но чрезвычайно счастлив полученному приглашению. Уверен, что в этот момент мои глаза больше не косили. Только что был сделан еще один шаг к намеченной цели.

— С удовольствием! Но это я хочу пригласить вас. Не возражаете? — Я бросил взгляд на часы. — Не пойти ли нам пообедать на киностудию? Мне бы хотелось познакомить вас с Мариеттой. Я ей много рассказывал о вас этой ночью.

Произнося последние слова, я смотрел на Алекс, словно хотел ей сказать, что речь шла исключительно о ней, и теперь она прочно, — и, надеюсь, болезненно, как заноза, — засела в сознании Маридоны. Наконец, чтобы показать всю тонкость своей натуры и подчеркнуть значение Шама, я с искренней озабоченностью воскликнул:

— Но я, наверное, нарушаю все ваши планы? Шам, вы, видимо, собирались поработать?

На что он, к моей превеликой радости, ответил:

— Вовсе нет. Напротив, в данный момент меня устраивает любая возможность отложить кисти в сторону.

Вот те на! Что еще за «в данный момент»? Что значит это «в данный момент»?

Обнимая Алекс за плечи, Шам добавил:

— Ты согласна, милая?

— Конечно, согласна! — Ее голос звучал весело и нетерпеливо.

Я с трудом скрывал свое ликование.

Стремительным движением Алекс подхватила свои шпильки, чулки, горстку скомканного кружевного белья и так же быстро скрылась в закутке, который служил им кухней. Мы услышали… Я с волнением услышал шорох сбрасываемой одежды и ни с чем не сравнимый шелест шелкового белья, скользящего по телу. Какой восхитительный, какой интимный момент! Выражаясь языком современных дураков-педантов, я мысленно «удалил» Шама. Но это было именно так! Мне вдруг показалось, что дело движется чересчур быстро и я, едва начав свою авантюру, уже почти достиг желанной цели. Я курил и беседовал с беднягой Шамом, — да, мужская симпатия, которую я испытывал к нему, была окрашена грустью за будущего одинокого мужчину, каким ему вскоре суждено было стать! — при этом ни один шорох, доносившийся из-за перегородки, не ускользал от моего внимания, и когда Алекс появилась в комнате в темно-зеленом английском костюме и кремовой атласной блузке — такие были в те годы в моде — я окинул ее пристальным взглядом, не упуская ни малейшей детали. Особенно мой взгляд притягивали ее длинные точеные ноги, затянутые дымчатой паутинкой тех самых чулок, которые совсем недавно так комично цеплялись за мои брюки. В лодочках на шпильках она выглядела еще выше, а такой легкой и грациозной походки я до сих пор не видел ни у одной женщины. Я смотрел на нее, прищурив глаза, словно она уже принадлежала мне, и старался сдержать рвущийся наружу восхищенный возглас, который лишь укрепил бы Шама в его подозрениях относительно моих истинных намерений. Признаюсь, в этот момент я страстно желал, чтобы Шам сам приложил руку к краху их «любви-страсти» и даже ускорил его приступами ревности, которые очень скоро стали бы невыносимыми, утомили бы Алекс и истощили ее терпение.