Любовь навылет (СИ)

— Это тебя он хотел прикончить?

— Нет, не меня! Он даже не знал, что я в самолёте!

— А кого же тогда?

Адреналин бушевал в крови, внутри всё дрожало, а колени ходили ходуном.

— А вот как раз…

…тебя он хотел прикончить. За то, что ты украл у него любимую девушку. За то, что безжалостно разрушил его отношения. За то, что опять проявил запредельное, убийственное равнодушие к его драгоценным чувствам.

Но сказать этого Даша не могла, потому что всё это было ложью. Ничего из этого обвинительного списка Оленев не делал: не крал, не разрушал, не проявлял. Он вообще ничего не знал. Для него Эдик был сыном друзей, рыжим улыбчивым мальчишкой, младшим коллегой по работе. Он с уважением и терпением относился к проблемам Эдика и даже перевёл общение с его девушкой (бывшей, будущей или потенциальной — неважно) в русло дипломатически-доброжелательных служебных отношений. Ради Эдика Оленев отступил в тень. А также ради того, чтобы не наломать новых дров, когда старые ещё валялись на заднем дворе.

Из глаз заструились слёзы.

— Господи, Матвей, это я во всём виновата! Я одна! Я перед всеми виновата: перед тобой, перед Эдиком, перед Ниной Петровной, перед Ильёй Михайловичем, — истерически перечисляла Даша, — перед всеми этими людьми, которые сидят в салоне!

— Дашенька, ты не в церкви на исповеди, а мы не батюшки, — сказал Илья Михайлович. — Ты в кабине самолёта, тут люди работают. Матвей, проводи её в салон. И проверь пассажиров — боюсь, они немного напуганы. Скажи им, что полёт проходит нормально, поулыбайся девушкам. Я бы сам сходил, но я рыжий и усатый, а ты похож на Данилу Козловского из «Экипажа» — тебе скорее поверят.

Даже в такой ситуации Илья Михайлович шутил!

— А ты как? — негромко спросил Оленев у своего командира. — Справишься без меня?

— Я в порядке, Матвей. К сожалению, я слишком хорошо знаю своего сына, чтобы удивиться его поступку. Думаю, эта акция была направлена против меня лично.

 — Нет, не против вас! Вы не понимаете! — воскликнула Даша, трясясь всем телом. — Я всех вас подставила, я никогда не искуплю эту ошибку…

Крепкая ладонь зажала ей рот. Оленев подтянул её голову к себе и прошептал на ухо: «Молчи, все разговоры записываются», — и громко добавил:

— Пойдём, я дам тебе валерьянки.

Даша подавилась невысказанными словами. Да и что сказать? С чего начать? С того, что она наврала Эдику о том, что спала с Оленевым? Или с того, что сделала это потому, что Эдик наврал Феде, что Оленев к нему приставал? Или с того, что Эдик написал любовную записочку в свои шестнадцать лет, а кое-кто — чересчур непонятливый для своих двадцати двух лет — не оценил?

Она словно тащила из реки бесконечную цепь, звено за звеном, рассчитывая найти на конце сокровище или хотя бы любопытную безделушку, а нашла гигантский ржавый узел — переплетение человеческих судеб. И за какое звено ни возьмись, отдавало болью и стыдом. И что теперь делать с этой цепью — непонятно.

За дверью кокпита их встретила Аллочка. Бледная, с дрожащими губами, но вполне собранная, учитывая чудовищные перегрузки на взлёте. Даже шарфик не съехал набок.

— Паники нет, мы сказали, что это воздушная яма. Предложили бесплатные закуски, открыли две бутылки коньяка. Ты не против?

— Нет, вы всё правильно сделали. Молодцы. Посиди в кабине с Ильёй, я ненадолго отлучусь.

— Хорошо, — она коснулась его плеча. — Мне жаль, что на твоём рейсе опять инцидент.

— Ну, в этот раз я не имею к нему отношения. Неприятно, конечно, но комиссия разберётся. Не думаю, что у меня будут проблемы.

Это Оленев-то не имеет отношения к инциденту? Это у него-то не будет проблем?!

Даша представила, как в причинах инцидента будет разбираться комиссия, и завыла в голос. Очередной скандал, связанный с Оленевым, но теперь приправленный не острым голубым перчиком, а ревностью и соперничеством за женщину. Снова будут трепать его честное имя, обязательно вытащат старую историю с Федей Стародубцевым. Эдику терять нечего, он выложит всю «правду» без купюр: поведает следователям о домогательствах Оленева в детском возрасте, обвинит в доведении до нервного срыва. Красочно опишет свои нынешние страдания, побудившие его броситься под колёса «боинга». Обольёт Оленева ложью с ног до головы, и не факт, что от этой лжи удастся отмыться. Дашу и Оленева с треском уволят, а Эдика посадят в тюрьму на пятнадцать лет или положат в психушку. В «Известиях» напечатают громкую резонансную статью о том, какие страсти бушуют в «Север-Авиа», и как чокнутые пилот с диспетчером чуть не угробили самолёт с сотней пассажиров. По Первому каналу покажут ток-шоу, смакуя подробности всех авиакатастроф за последние пятьдесят лет. В интернете диванные аналитики устроят пляску на костях. После такого Оленев никогда не вернётся в авиацию. Его не возьмут даже помощником Лейлы.

Рыдания теснились в горле, и Даша сжала его так, что в глазах заплясали красные круги. Алла обеспокоенно посмотрела на Дашу:

— Её нельзя пускать в салон в таком виде. Гляди, она пытается себя задушить. Перепугает нам всех пассажиров.

— Я ею займусь. А ты накапай валерьянки, или что у вас есть в аптечке?