Любовь навылет

— Я приняла тебя как родную дочь, — тихо начала Нина Петровна, дрожа от негодования. — Предложила интересную работу, выбила комнату в общежитии, сделала своей правой рукой. Я носилась с тобой как дурень с писаной торбой, а взамен просила лишь одного — быть добрее к моему единственному сыну! Это что, такая непосильная задача? Он как-то обижал тебя или оскорблял? Не дарил цветов и подарков, не ухаживал за тобой, не носил на руках? Что плохого он тебе сделал?

— Ничего, — Даша едва не плакала. — Я благодарна ему за всё, что он для меня сделал. И вам тоже!

— Эти нелепые чудовищные подозрения — и есть твоя благодарность?! Ты думаешь, Эдик — псих, способный устроить катастрофу из ревности?

— Но…

— Девочка, ты слишком высокого о себе мнения! Да, мой сын по уши в тебя влюблён, но голову он не потерял. Это, скорее, ты потеряла голову на почве безответной и, я бы сказала, безответственной страсти к Матвею.

Это был чувствительный удар. Даша и не предполагала, что её интерес к Оленеву настолько очевиден.

— Но Эдик…

— Эдик никогда не причинит вреда Матвею, — отмахнулась Нина Петровна. — Он с детства его обожает! Тем более в самолёте находится отец Эдика. Нужно считать моего сына полным отморозком, чтобы предполагать, что он может навредить другу или отцу.

— Но один раз он уже сделал это! — воскликнула Даша. — Спровоцировал ЧП! Навредил Оленеву так, что тот до сих пор не может оправиться. Вы помните прерванный взлёт?

Нина Петровна уставилась на Дашу с выражением крайнего удивления, смешанного с омерзением. Даша продолжила, стараясь говорить спокойно и аргументированно:

— Я сегодня разговаривала с Федей Стародубцевым, и он рассказал мне правду. Перед полётом к нему подошёл Эдик и сказал, что в юности Матвей пытался его изнасиловать. А Федя же гомофоб — это всем известно! Он не выдержал, и во время взлёта ребята поссорились. Если Эдик один раз подставил Матвея, то где гарантия, что он не устроит что-то подобное на воркутинском рейсе?

— Что за бред? Федя что-то напутал. У Эдика не было мотивов для такого дикого поступка.

— Были!

— Какие?

— Помните, вы мне рассказывали, как Эдик влюбился в шестнадцать лет? Так вот, это была не женщина. Это был мужчина. Матвей Оленев.

— Нет, это уже чересчур…

Нина Петровна вернулась за стол и села в кресло. Скомкала командировочное удостоверение в тугой шарик и бросила в мусорное ведро.

— Мне жаль моего бедного сына, — сказала она, глядя в окно, — второй раз он влюбился в какую-то мразь. Чтобы к вечеру на моём столе лежало заявление об уходе. Ты меня поняла?

— Вы мне не верите? — сокрушённо спросила Даша.

— Я верю своему сыну. Когда ты зашла, мы разговаривали по телефону. Его смена закончилась пятнадцать минут назад, он едет на велосипеде домой.

— Хорошо, я вас поняла. Я вечером напишу заявление.

* * *

На негнущихся ногах Даша вышла из кабинета и сползла по стеночке. У неё не было сил куда-то бежать, о чём-то просить, чего-то добиваться. По щекам текли слёзы и капали на грудь, но Даше было всё равно.

Швабра толкнулась ей в ноги:

— Двинься, Лейла моет пол. Всё будет тоза кардан, чисто-чисто. Иди-иди.

— Мне некуда идти.

Лейла отложила своё средство труда и тоже присела на корточки, свесив руки в жёлтых перчатках между колен:

— Как это? Всем надо куда-то идти.

Даша вздохнула:

— Вообще-то мне надо на самолёт, рейс КА 221, но меня туда не пускают. Да и улетел он, наверное.

— Не улетел. Стоит.

— У меня нет документов, чтобы на него попасть.

— Ты хочешь в Воркуту? — поинтересовалась Лейла, выдавая свои познания в расписании.

— Нет, я хочу поговорить с Матвеем. Он пилот, ты его знаешь? Ну, тёмненький такой, он ещё уронил поднос с едой, а ты потом убирала. Рыба по-польски, кекс с изюмом…

Лейла кивнула. Даша продолжила:

— Я люблю его — Матвея в смысле. Мне нужно сказать ему что-то очень важное. Это вопрос жизни и смерти.

Лейла поднялась и протянула Даше руку:

— Пойдём. Я знаю, как пройти на самолёт без документов.

39. Второй пилот

Лейла потащила её не к стойкам регистрации и даже не к служебному входу в аэропорт, а совсем в другую сторону. Они прошагали с полкилометра и остановились у неприметного КПП на однополосной асфальтированной дороге. Проезд перекрывали два мощных шлагбаума, многочисленные предупреждающие знаки и высокие ворота. Вероятно, дорога предназначалась для выезда на лётное поле какого-нибудь служебного транспорта. Даша никогда не обращала внимания на этот КПП, хотя он располагался не так уж далеко от аэропорта.

Лейла взяла её за руку и провела внутрь здания. Навстречу им поднялся дежурный в форме. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы узнать в нём родственника Лейлы или, как минимум, её земляка: раскосые глаза, смуглая кожа, высокие азиатские скулы. Он положил руку на кобуру с таким грозным видом, словно у него был приказ стрелять на поражение без ритуальной фразы «Стой, кто идёт?». Даше захотелось поднять руки вверх, но Лейла загомонила на таджикском и грудью начала теснить дежурного с дороги. После минуты экспрессивных препирательств парень убрал руку с кобуры и отступил в угол помещения: