Они выехали за город. На трассе «мерседес» подзаносило, и Даша снизила скорость, решив не обгонять ползущие фуры с лесом. Слишком скользкая дорога для такого новичка, как она. В свете фар клубилась позёмка, на обочинах лежали почерневшие сугробы, а закатное небо отливало сиреневым, как в декабре. Трудно было поверить, что наступил март.
Они молчали, и это молчание Даша расценила как тягостное и враждебное. Несколько дней назад она помогла Оленеву собрать осколки обеда — проявила дружелюбие, так сказать, а сегодня обвинила в том, что он купил свидетельство пилота. И вылетевших слов не вернуть. Наверняка он глубоко оскорбился.
Даша боялась посмотреть в сторону Оленева. Почему-то ей категорически не хотелось, чтобы он на неё злился. Они не были толком знакомы, перебросились всего несколькими фразами, но этот мужчина вызывал в ней огромный интерес — и сам по себе, и обстоятельства его жизни.
— Остановись на обочине и сдай назад, — приказал Оленев.
Неужели он решил от неё избавиться?
— Зачем вы так? Я же извинилась…
— Тормози!
Она испуганно затормозила.
— Теперь задним ходом поезжай до моста.
Ни о чём больше не спрашивая, Даша сдала назад. Остановилась на пятачке у моста и взглянула на Оленева:
— Что случилось?
— Не знаю, сейчас разберёмся.
Он вышел из машины и подошёл к реке. Даша запахнула невесомый пуховичок и присоединилась к нему.
В нескольких метрах от берега в полынье стоял матёрый олень с ветвистыми рогами. Вероятно, там было неглубоко, и задними ногами он опирался на дно. Над водой торчали только голова, плечи и передние ноги. Он скрёб копытами лёд, кроша его в снежное месиво, но проваливался ещё глубже, по самую шею. Выбившись из сил, он вытянул ноги и положил на них рогатую голову. От его дыхания поднимался пар. Тёмная ледяная вода обтекала его тело, как жидкое масло, свет фонарей отражался в круглых испуганных глазах.
— Наверное, он хотел перейти речку, а она уже подтаяла… — предположила Даша.
— Да, наверное, — ответил Оленев.
Он сходил к машине и вернулся с оранжевым буксировочным тросом. Снял пальто и обвязал себя вокруг пояса, другой конец отдал Даше:
— Держи, будешь меня страховать.
5. Сила жизни
— Матвей Иванович, не надо! Холодно очень.
— Так ему тоже холодно, — сказал он, словно о человеке. — Держи трос крепче — если что, вытащишь меня. А я попробую ремнём его зацепить.
Он выдернул из брюк ремень и застегнул его в кольцо. Даша мысленно застонала: не хватало ещё купания в проруби. Пьяный начальник службы авиационной безопасности собрался спасать животное! А ведь Нина Петровна просила за ним приглядеть! Даша открыла рот, чтобы остановить Оленева, но увидела сжатые губы и упрямо выставленный подбородок, и передумала спорить. Спорить с пьяным — гиблое дело.
— Хорошо, я буду вас страховать, — она подтянула до локтей рукава пуховичка и вонзила каблуки в снег.
Пробуя каждый шаг носком ботинка, Оленев медленно продвигался по льду. На полпути лёд под ним начал проседать, и по поверхности заструилась вода, затапливая ботинки. Даша двумя руками вцепилась в трос, подыскивая удобную опору для ног. Если что, придётся тащить изо всех сил. Лёд затрещал. Оленев тихо ругнулся и сел прямо в воду, не жалея выходного костюма. Заскользил задницей по льду, отталкиваясь руками. Олень заметил его приближение и отпрянул, косясь налитым глазом. Оленев замер в метре от острого кончика рога, выжидая подходящий момент. Дал зверю время успокоиться. Затем резко выбросил ремень и зацепился за рог. Олень хрипло взревел и мотнул головой, почувствовав петлю. Испугался, забил копытами, поднимая тучи брызг и ломая лёд грудью. Оленев уже отползал к берегу, одной рукой дёргая за ремень, другой держась за трос. Его ноги целиком погрузились в воду, перемешанную с обломками льда.
— Тащи меня! — крикнул он, проваливаясь между льдинами.
Даша напряглась и завалилась назад, повиснув на тросе всем телом. На пятачке у моста припарковалась ещё одна машина. Из неё выскочили двое мужчин и подбежали к Даше. Схватили свободный конец и начали тянуть.
Даша держала трос замёрзшими руками и чувствовала, как на другом конце бьётся оленья жизнь. Она ощущала трепет животного, его неукротимую волю к жизни, и радовалась, что Оленев не бросил его замерзать в полынье. Радовалась, что она тоже причастна к спасению. Несколько последних рывков — и олень лёг брюхом на лёд, выцарапываясь из полыньи задними ногами. Оленев сдёрнул с рогов ремень и побрёл к берегу по грудь в воде. Мужчины подали ему руки, помогли выбраться. Он встал во весь рост: с одежды лились потоки воды, ладони кровоточили, губы побледнели от холода.
— Пойдёмте в машину, — попросила Даша, стуча зубами, — надо согреться.
— Сейчас, — сказал Оленев, глядя на спасённого зверя.