Любовь не кончается: Эйлит

Разлученные войной, супруги де Реми благополучно встретились в сент-этельбургском монастыре. Обвив руками шею Оберта, Фелиция приветствовала его потоками слез и страстными поцелуями.

— О, Оберт! Я боялась, что больше никогда тебя не увижу, — рыдала она. — Каждый день без тебя был настоящей пыткой.

— Я знаю, знаю, — ласково шептал Оберт, поглаживая жену по спине. — Вдали от тебя на мою долю выпали те же муки. Мое сердце рвалось к тебе.

— Подарок, каким ты меня наградил, напоминал о своем папаше ежечасно, — фыркнула Фелиция, положив руку на свой выпирающий как шар живот. — Сначала у меня чуть не случился выкидыш, а теперь наше дитя никак не хочет выходить из меня.

Оберт с улыбкой погладил ее живот и, ощутив под ладонью мощные толчки, просиял.

— Два дня тому назад Эйлит родила сына, — сообщила Фелиция. — Сегодня утром мне принесла эту новость повивальная бабка. У-у, старая ворчливая карга! — Она помолчала. — Как бы я хотела оказаться на месте Эйлит! Чтобы все уже было позади. — В глазах Фелиции мелькнули огоньки страха, но она постаралась побыстрее погасить их. — Голдвина серьезно ранили в битве с норвежцами, а Эйлит потеряла обоих братьев при Гастингсе. Я не видела ее почти три месяца.

— Я сделаю все возможное, чтобы их не тронули люди герцога, — пообещал Оберт, в раздумьях потирая щеку, а затем добавил: — Не думаю, что Голдвин и Эйлит обрадуются, увидев меня, но приложу все силы, чтобы восстановить с ними добрые отношения.

— Буду рада, если у тебя это получится. — Фелиция бросила на мужа изучающий взгляд. — Знаешь, я пока не хочу возвращаться домой. Пусть сын родится здесь. Монахини знают толк в женских делах.

— Конечно, конечно. Правда, в нашем доме разместились рыцари. Их набилось туда так много, что дом того и гляди лопнет по швам. Они собираются оставаться там, по крайней мере, еще несколько недель. Кстати, с ними Рольф де Бриз. Ты его помнишь?

Фелиция от души рассмеялась.

— Разве женщина сможет забыть Рольфа? Я никогда не встречала второго такого красивого и опасного кавалера.

— Благодари Господа, что у тебя такой доверчивый и не ревнивый муж, — усмехнулся Оберт. — Рольф намерен заняться разведением лошадей в Англии и на некоторое время задержится в Лондоне. В награду за храбрость Вильгельм пообещал ему земли одного погибшего тана [4]на южном побережье. Но они достанутся Рольфу только после того, как герцога объявят полноправным королем. Под Гастингсом нашего друга чуть не прирезал мародер, но сейчас он быстро поправляется.

— Ты тоже принимал участие в сражении? Увидев, как помрачнело лицо Оберта, Фелиция поняла, что совершила ошибку.

— Нет, я наблюдал за битвой с Гельхем-Хилла, где располагался обоз армии. И до последнего дня своей жизни не смогу забыть увиденное. Там полегло много достойных людей. Я видел, как стена из английских щитов теснила нашу кавалерию, а спустя несколько часов отступала и рушилась под ее натиском. — Оберт побледнел и прикрыл глаза рукой. — Когда мы покидали Гастингс, на поле сражения лежали горы трупов, и мародеры еле ползали среди них, раздувшись от тяжести награбленного. Огромные стаи воронья кормились на поле с раннего утра до позднего вечера. Даже герцогу Вильгельму стало не по себе, когда он увидел такое количество трупов.

У Фелиции закружилась голова, к горлу подступила тошнота, лицо побледнело.

— Оберт, довольно.

Очнувшись от мрачных размышлений, Оберт обеспокоенно посмотрел на нее.

— Больше ни слова не скажу об этом, — пообещал он и осторожно усадил жену на убогую кровать. — Клянусь. Ответь-ка мне лучше, как ты себя чувствуешь?

Фелиция слабо кивнула головой. Шальная мысль о том, что Оберта могли убить, чуть не лишила ее сознания. Оберт взял жену за руку и с нежной улыбкой поинтересовался:

— Ты уже придумала имя нашему наследнику, пока ждала меня?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Эйлит с тревогой смотрела на сына. Младенец заснул, едва прикоснувшись к материнской груди, хотя из обоих сосков сочилось молоко, которого у Эйлит было в избытке Правда, старая Гульда научила ее, как избавляться от излишков, но каждый раз, когда Эйлит следовала ее совету, она чувствовала себя призовой дойной коровой.

Маленькому Гарольду — Голдвин настоял, чтобы сына окрестили именно этим именем — исполнилось почти две недели. Эйлит уже совсем оправилась от родов и, несмотря на ворчание Ульфхильды, уверенной, что женщина должна отлеживаться в постели после родов самое меньшее месяц, активно занималась домашними делами. Она бы умерла от скуки, целыми днями валяясь в спальне, к тому же младенец был на редкость спокойным. Почти все время он спал, лишь изредка напоминая о своем существовании, и уставал даже от кормления. В ответ на настойчивые расспросы обеспокоенной Эйлит Гульда неизменно твердила одно и то же — некоторые дети осваиваются после рождения дольше, чем остальные.

Муж обожал сына и часами просиживал у колыбели. Когда маленький Гарольд сжимал в тоненький, почти прозрачный кулачок мозолистый отцовский палец, Голдвин просто светился от счастья.