Любовь не по канону, или идите к черту! (СИ)

Я спровадил брата в гостиницу, хоть тот и ворчал, что квартира есть, зачем ему гостиница. Предложил Диме ехать на дачу. Жестоко, но есть же, старую семейную квартиру предложить не мог, она сейчас сдавалась. Вообще она оставалась, наверное, больше как память. Продать отцу ностальгия не позволила, а оставить пустовать прагматичность матери. Вот и говори потом, что на воспоминаниях нельзя заработать.

Что касается моей квартиры, на которую и намекал мой кошмар, не желая ехать в гостиницу, она была подарена теткой и отцом.

И не где-нибудь, а в Питере. Городе, где я родился, пережил детство и подростковый возраст. И благополучно свалил сначала учиться на архитектора в Москву, а после, проработав в семейной компании несколько лет, свалил в Сочи — в самый спокойный из филиалов.

Но родственники мое стремление убраться из дождливого и серого города подальше, естественно, не восприняли, вернее, проигнорировали. Правильно, подумаешь, я люблю солнце и тепло, кого это вообще волнует?

Отказ не принимался, делать было нечего, и я даже ее обустроил — все приятнее, когда заносило в город детства, остановиться у себя дома, а не непонятно где. Продать я ее не мог, мне бы не позволили, а сдавать смысла не было, удобно останавливаться было всем.

Теперь же, когда всплыл план по «возведению» меня в директора, я понимаю, зачем все это надо. И квартира, и мои частые присутствия на собраниях, и постоянные науськивания отца в ведении дел компании.

Одного я никак не пойму. Тетка заболела сейчас, квартира была подарена три года назад, активные наставления и «обучение» продолжались без малого два последних года.

— Мне, кажется, что-то не договаривали, — я вздохнул и, налив себя чай, наконец, сел за компьютер с твердым желанием сегодня досмотреть сериал, хватит с меня работы.

Да и не в состоянии я сейчас рассуждать. Для ночи без сна я уже очень стар. Мне давно уже не двадцать.

Фаина навещена, уже строит больничный персонал. И такими темпами, наплевав на все деньги, меня попросят забрать больную уже в понедельник. Еще разговор с отцом и матерью, естественно, уже узнавшей, что Дима будет ночевать в гостинице, и по тону этим решительно недовольной.

Я усмехнулся и сделал несколько глотков чая, наслаждаясь его ароматом. А после, нацепив наушники, включил очередную серию и достал альбом с карандашами.

Димка пусть дуется сколько угодно, а я хочу покоя. И так братец подкинул мне свинью на эти выходные. То, что Ульяна — а я все гадал Вика, Катя, даже близко не угадал — перебралась после выпуска из Москвы в Питер, я знал. И до меня даже доходили слухи, что она сейчас весьма преуспевающий специалист.

Все та же улыбка до ушей, морщин, правда, побольше да стервозность видна невооруженным глазом. Заметь я это тогда, может быть, не чувствовал себя таким идиотом. Но что было, не воротишь. Теперь же, благодаря брату, который, оказывается, иногда переписывается с моей несостоявшейся женой, в эти выходные я приглашен на мероприятие устраиваемое Ульяной, вернее ее компанией, даже знать не хочу, в честь чего и зачем.

Просто не хочу идти. Но придумать уважительную причину, чтоб это не выглядело жалко, не могу.

Хоть под машину кидайся или ногу ломай, благо брат рядом, никто ничего и не заподозрит. Машинально потянулся к шраму на голове. Завтра, вроде как, надо ехать снимать швы. То еще удовольствие, очередная больница.

Так что перелом и машина отпадают — не стоит Ульяна таких страданий. Просто не пойду, и пусть думает, что хочет. Хотя можно и пойти, взяв с собой Ирину. А если подговорить моего хомяка, можно и девушкой ее моей представить. Из минусов только брат, он обязательно доложит маме, но это мы переживем.

Невольно представил Иру в коктейльном платье, с макияжем и прической. Рука начала рисовать то, что представлял разум, но как бы я ни старался, выходило у меня плохо — хомяки платья не носят.

Пытку карандаша и бумаги прервал звонок телефона, который я успел завалить бумагой. Откопав смартфон, был немного разочарован, обнаружив там всего лишь номер тетки. Интересно, а кого я ждал? Сомневаюсь, что Ира мне позвонит.

— Да, Фаина. Если звонишь сказать, что не хочешь пить лекарства, я сразу положу трубку, — приложив телефон к уху и поставив на паузу фильм, еще старательнее вырисовывал пришедшую в голову картинку.

— Нет, я самый послушный пациент. У любого спроси, — весело откликнулась тетка, и не скажешь, что это она вчера напугала меня, чуть ли не до седины.

— И спрошу, — заверил я неугомонную ведьму, покусывая кончик карандаша и раздумывая, не нарисовать ли еще пони. — Что-то случилось? Я был у тебя два часа назад.

— Да, у меня к тебе просьба.

— А теперь какая? — обреченно вздохнул я.

Никогда бы не подумал, что больная тетушка окажется таким ребенком.

— У дочки Артема в эту субботу день рождение. Ты же помнишь Кысь?

— Понятия не имею, — честно сознался, вставая с места и выходя на балкон.

Любуясь прекрасным видом заходящего солнцем и, как ни странно, домом хомяка. Надо же, а ведь я даже отсюда ее окна, кажется, могу увидеть.