Любовь не считается! (СИ)

Перепробовала и перетрогала все, до чего дотянулась, в салоне.

Съела и выпила все, что мне предложили.

И наплевала на все косые взгляды, когда, повизгивая от предвкушения, понеслась к выходу из зала прибытия.

Я замерла, будто врезавшись в стену, когда увидела его...

И спустя секунду я уже висела на шее у Антона, обхватив мужской торс руками и ногами, желая пробраться к нему под футболку - а лучше под кожу - и не собираясь сдавать своих позиций.

Хотя нет, сдать пришлось.

Нам же надо было как-то добраться до его машины.

И как-то доехать до дома - хотя пару раз приходилось останавливаться, чтобы обменяться дыханием. И если бы не огромные штрафы и публичные наказания, мы бы точно не дотерпели до его огромной квартиры. До его огромной страсти.

А дальше начались будни.

У меня не было языкового барьера. Но и не было представления, чем я буду заниматься.

Антон не давил. Не предлагал. Не настаивал. И не пытался устроить меня на работу к себе или своим многочисленным друзьям и партнерам. При этом полностью и молча взяв на себя все мои расходы.

Но спустя несколько дней после моего приезда усадил меня перед собой и, серьезно глядя в глаза, сказал, что я могу исполнить любую свою мечту. И сделать - или попробовать сделать - то, что всегда хотела. Или не хотела, но захочу с того момента, как придумаю. И что у него достаточно денег, чтобы покрыть почти любые мои расходы и доходы тоже.

А я и не думала.

Спустя несколько дней уже стояла в магазине фотооптики. Может и банально в наш век фотографов-в-каждом- подъезде, но я так долго не могла себе позволить быть банальной...

Щелк.

Двое под красным зонтом возле красной будки. И дождь объединяет их не меньше, чем любовь.

Щелк.

Увлеченный книгой парень в независимом книжном магазине Daunt Books, будто вытащенном из книг о Гарри Поттере.

Щелк.

Два персонажа стимпанк-уикенда в кожаных корсетах и золотых шестеренках сидят на траве, уставившись в смартфоны.

Щелк.

Мост трансформер свернулся как гусеница.

А еще на моих фото был Антон.

Много Антона.

Которого никогда не бывало для меня много.

Я наслаждалась каждой секундой с ним наедине. И предвкушением эти секунд, минут и дней, когда мы были порознь. Он пропадал на работе - я на улицах уже своего, гулкого, шумного, разного города.

Он писал мне:

«Разве должно быть совещание креативного отдела таким скучным?» а я писала

«А ты знаешь, что здание секретной разведывательной службы выглядит так, будто его собрали из кубиков Лего?».

Или:

«Я научилась готовить картофельную запеканку. А еще у меня остались одни не порванные трусики».

Мы ездили на выходные через тоннель во Францию, пить шампанское и есть устрицы, а пятничными вечерами веселились с его друзьями в самых отвязных клубах.

Я провожала его в аэропорт и смотрела, как взлетает его самолет.

А он всегда привозил мне из деловых поездок Самую Странную Вещь, которую можно найти в том городе.

Я покупала краску и экспериментировала со стенами в квартире.

А он ругал дорожные пробки, которые помешали ему на пятнадцать минут раньше поцеловать своего обожаемого котенка.

Он так и представил меня спустя два месяца на большом сборище своей семье.

- Моя Китти.

И я, совершенно оправдывая это прозвище, почти сжалась в клубок и прильнула к его плечу. Хотя хотелось шипеть и царапаться от страха.

Что не понравлюсь.

Что не примут.

Что попробуют убедить избавиться от меня.

Там были все его братья. А еще ярко-рыжая сестра, про которую он так много рассказывал - и с которой я очень хотела познакомиться. И её монументально-непроницаемый муж, который нервировал даже когда не двигался и не разговаривал. И сестра этого мужа, английская и очень светская, со своим улыбчивым англичанином. И их родители...

-  Ну да, от Антона я другого и не ожидала, - презрительно бросила взрослая и ухоженная блондинка, осмотрев меня с головы до ног.

-  Не обращай внимания, - тихонько хмыкнула возле меня рыжая Ярослава. - Эта стер... дама и меня пыталась развести с лапочкой. - При взгляде на «лапочку» я опять дернулась. - Но она оказалась охренительной бабушкой - и единственной на нас всех - и за это мы готовы ей простить многое.

Даму и правда облепили куча детей.

А родственники Антона, как ни пытались выглядеть взрослыми и сдержанными, оказались еще более сумасшедшими и восхитительно ироничными, чем его друзья.

Сумасшедшими, как наши самые обычные дни.

Мы были похожи на сообщающиеся сосуды.

На причину и следствие.

На скрипку и её смычок.

Но все также не говорили о будущем. И все также не говорили о любви. Точнее, я говорила... Ночью, шепотом, когда Антон засыпал.

Но наступал новый день и горло перехватывало спазмом... Не то что бы я не была в нем уверена - я не была уверена в самой этой жизни. Которая наверняка только и ждет Настоящих Признаний, чтобы устроить нам Настоящую Пакость.

А еще меня немного пугало то, что Антон сделался задумчивым. И посматривал на меня как-то странно...

И у меня возникло ощущение - что-то его не устраивает.

Может даже во мне.

И приглашение в Тот Самый Бар я приняла со смирением, свойственным аристократкам прошлого, идущим на казнь.

Мы сели за барную стойку.