Любовь не умирает

Зеленовато-серые маслянистые волны шумно спорили, какая первой выплеснется на берег. Наблюдая, как они набегают и откатываются, Джек находил теперь утешение в этой бесконечной неопределенности. Как часто в юности приходилось ему стоять на берегу бухточки, наблюдая, как волны яростно бьются о скалы, бессильные одержать победу… Тогда он высокопарно уподоблял себя океану: измучен бесплодной борьбой без цели, но и прекратить ее не в силах.

Джорджия заметила его издалека, когда еще не могла разглядеть, но он понял, что его присутствие почувствовали — шаги ее сразу замедлились. Она неспешно приближалась, а Молли трусила рядом, иногда отбегая к дюнам погоняться за крабами.

Ветер так растрепал Джорджии волосы, что Джек не разобрал выражения лица, даже когда она подошла. Поправить их, смахнуть с глаз она и не пыталась — не очень-то ей хочется открывать ему свои переживания, это ясно.

Сегодня она выглядит как-то моложе; вот забавная мысль: сам он никогда еще не чувствовал себя таким старым.

— Привет, — произнес Джек.

— Приветик, — откликнулась Джорджия. Услышав звуки его голоса, Молли, виляя хвостом, радостно бросилась ему навстречу и лизнула руку. Вот если бы Джорджия была так же рада видеть его… но она остановилась на расстоянии десяти футов.

— Нам надо поговорить, — повторил он вчерашнее, хотя причины, по которым он желал этого разговора, сегодня были совершенно другие.

— По-моему, вчера вечером ты все сказал, — холодно, отчужденно прозвучало в ответ.

— Пусть так, — признал Джек. — Но мне кажется, у тебя не было возможности высказаться.

Она молча склонила голову.

— Итак? — не сдавался он. У нее поднялась и опустилась грудь, послышался тяжелый вздох.

— Что «итак»?

Джек без слов показал головой кругом — они одни. Лишь пронзительный ветер (как он вспарывает его тонкий свитер), беспрерывная возня Молли да крик одинокой морской чайки у них над головами. Он не отрывал взгляда от Джорджии, не обращая внимания на холод.

— Теперь у тебя эта возможность есть: ни твоего отца, ни твоего сына. Скажи мне все, что хотела.

— К чему сотрясать воздух? Ничего не изменится.

— Ты права, не изменится. Она опустила глаза на песок, но он заметил в них мучительную боль и сказал:

— Потому что все уже изменилось. Ты представить себе не можешь насколько.

— Ошибаешься, могу. — Она снова встретилась с ним взглядом, но теперь в глазах ее сверкала стальная решимость. — Вчера я сама увидела, что все изменилось. В особенности ты.

— Ты так думаешь?

— Ничего в тебе не осталось от того парня, который когда-то жил в Карлайле. Тот не жаждал крови, не выискивал в людях худшее. И, черт побери, — в голосе ее прозвучала безнадежность, — ты никогда не лгал мне, Джек!

— Я и сейчас не лгу тебе, Джо.

— С тех пор как вернулся в Карлайл, ты только и делаешь, что лжешь.

— Если я чего-то недоговаривал…

— Все равно это ложь!

Он молчал: что сказать, что сделать, чтобы все стало как прежде?

— Ты для меня теперь чужой, незнакомый человек, — едва слышно продолжала Джорджия.

Ему пришлось напрягать слух, чтобы расслышать ее слова в грохоте прибоя.

— И сознание того, что мы с тобой были близки, заставляет меня чувствовать себя… — Она умолкла и отвернулась к океану. — Я всегда хотела тебя, Джек, всегда. Ты и понятия не имеешь, как давно и как сильно. Но я хотела тебя такого, каким ты был, а не такого, каким ты стал.

— А каким же… я стал?

Отвечая ему, она смахнула с глаз прядь волос, словно хотела, чтобы лицо ее было хорошо видно.

— Ты перестал быть человеком. Ты превратился во что-то… трудно найти определение… Ты пользуешься бедами других, извлекая для себя выгоду. Ты… ты… стервятник… шакал. — Она горько усмехнулась, сама явно обескураженная этим сравнением. — По твоему собственному признанию, ты охотишься за гибнущим бизнесом, за гибнущими жизнями.

— Сначала это показалось тебе филантропией.

— Тогда я еще не поняла, каким человеком ты стал.

— Я тот самый Джек, которого ты знала всегда.

— Нет! Тот Джек, которого я любила девочкой, никогда не стремился получить что-то за счет попавших в беду. Он только делал все, чтобы самому распроститься с бедой — порвать со всем безобразным, несправедливым. И не ставил себе целью наполнять безобразием и несправедливостью жизни других. Даже тех, кто сделал ему больно.

— Я изменился, Джо.

— Знаю. В этом все дело.

— Не то. Я хочу сказать — изменился со вчерашнего вечера.

— Извини, не поверю я в это. На предыдущую перемену потребовалось двадцать лет — не двадцать часов.

— Ночью у меня был гость. На губах ее появилась тень саркастической улыбки.

— Что, дух прошлого Карлайла?

— Скорее, Карлайла грядущего.

Наигранная насмешливость разом слетела с Джорджии, она помрачнела, мгновенно догадавшись:

— Ивен! Джек кивнул.

— Я слышала поздно вечером — он ушел; думала — решил прогуляться по берегу.

— Нет, он явился ко мне.

Поколебавшись, Джорджия все же спросила:

— И что произошло?

— Он… э-э… он напомнил мне кое о чем.

— Например?

— Ты с этим незнакома.

Она сглотнула комок в горле.

— Раньше ты мне всегда рассказывал все.