– Не знаю, скоро ли мне удалось прийти в чувства, – продолжила она. – Но я никогда не забуду тот холод, который почувствовала тогда. Я дрожала всем телом и не могла взять себя в руки. Я постаралась убраться там… насколько это было возможно. Попыталась обставить все так, чтобы можно было поверить в то, что он застрелился случайно, пока чистил ружье после охоты. Я… – Пен нервно сглотнула. – Я просто не могла перед всеми вами – твоей и его семьей – так опозорить мужа. Только приведя все в порядок, я вернулась домой за помощью.
Габриэль не мог усидеть на месте. Он вскочил и отошел на несколько шагов, радуясь, что Пенелопа не может последовать за ним. Он принялся нервно вышагивать по комнате. Через какой же ад ей пришлось пройти из-за сумасшествия мужа… Но она с любовью и верностью хранила эту тайну.
Теперь Габриэль на многое смотрел иначе. Он понял, почему Пенелопа вычеркнула его из своей жизни сразу после смерти Майкла. Ведь несмотря на все различия между кузенами, их сходство было неоспоримо. Но даже если и сам Габриэль не напоминал ей покойного мужа, напоминали их общие воспоминания.
Габриэль поражался, как Пенелопа вообще могла находиться с ним в одной комнате в эту самую минуту.
– О чем ты думаешь? – осторожно поинтересовалась она.
Габриэль промолчал: в его мыслях царил настоящий хаос. Так много страхов, так много чувств и так много вопросов. Почему, ради всего святого, Пенелопа сейчас здесь?! Почему она пытается помочь ему? После всего, что произошло с Майклом, зачем ей снова пускать безумие в свою жизнь?
– Я знаю, мой рассказ тебя расстроил… – неуверенно проговорила она.
Он слегка усмехнулся. «Расстроил»… С таким же успехом можно назвать битву при Ватерлоо детской ссорой.
– …но я здесь, чтобы помочь тебе. Может, подойдешь и сядешь обратно? Мы поговорим обо всем, что тебя волнует.
Габриэль остановился и посмотрел на Пенелопу. Боже, как же она прекрасна. Она вытерла слезы, но даже заплаканные ее зеленые глаза продолжали излучать свет. Сильная, стойкая Пен – эта женщина предлагала поддержать Габриэля после всего, что ей пришлось пережить. Но он больше не позволит ей окунуться в этот кошмар. Майкл был сумасшедшим, а это значит, что и Габриэль скорее всего неизлечимо болен. Пенелопа и так видела больше, чем стоило.
– Нет, Пен. Думаю, с тебя хватит.
Она сжала губы, но спорить не стала.
– Хорошо, – сказала Пенелопа, и в ее голосе прозвучала нотка благодарности – и утомленности. – Тогда продолжим позже, – заключила она, неверно поняв смысл его слов.
– Нет.
Она с удивлением посмотрела на Габриэля.
– Для меня унизительно то, что ты сюда приехала, – произнес он сиплым голосом. – Особенно теперь, когда я понимаю, чего тебе это стоило.
Пенелопа уже открыла рот, чтобы возразить, но Габриэль резко прервал ее:
– Я верю в тебя, Пен. Верю в твое дело. Похвально – и меня это даже вдохновляет, – что ты решила посвятить свою жизнь лечению страдающих от вспышек безумия бывших солдат. Здоровых людей, нуждающихся в помощи. Но со мной все иначе, Пен. И я не могу позволить тебе оставаться рядом.
У Пенелопы задрожал подбородок, боль исказила ее прелестное лицо. Но Габриэль не уступал ради ее же блага.
– Как только твоя нога пройдет, ты покинешь Викеринг-плейс.
Габриэль пытался заснуть, но сон отказался прийти на помощь и спасти бывшего солдата от мучивших его дум. К тому же ни один человек – конечно, если он не глухой, – не смог бы нормально отдохнуть под оглушительный храп Картера. А ведь накануне санитар ворчал, что не сможет уснуть в одной комнате с безумцем! Однако теперь Картер безмятежно развалился в кресле рядом с закрытой дверью, отделяющей ванную от комнаты, и сладко спал.
Габриэль в тысячный раз взглянул на дверь. Медная ручка мерцала в лунном свете. Неужели она спокойно спит прямо за этой дверью? Габриэль решил, что это маловероятно. И не только потому, что храп Картера был прекрасно слышен через деревянную преграду.
Габриэль поерзал на складной кровати – лежать на ней было жутко неудобно. Пенелопа была категорически против, когда он отправился спать в ванную, он настоял на своем, и она вскоре сдалась. Но не поддалась. Габриэль прекрасно чувствовал эту разницу. Сегодня она не стала с ним спорить – уж слишком устала. Но Габриэль не сомневался: сейчас, лежа в кровати, она обдумывает аргументы на завтра.
Он закрыл глаза, надеясь, что ему удастся усмирить мысли и вздремнуть. Он должен набраться сил, чтобы противостоять упорству Пенелопы.
Габриэль вскинулся – ему показалось, что из комнаты донесся болезненный стон. Он приподнялся и прислушался, ощущая, как бешено заколотилось его сердце, и затаил дыхание, но не услышал ничего, кроме храпа Картера. Габриэль расслабился; должно быть, это ему приснилось. Одному богу известно, сколько раз он слышал во сне крики боли и горестный плач.
Он снова прилег, ощущая озноб. И снова услышал стон – этот звук определенно доносился из спальни.
«Пен…»