Любовь неукротимая

– Да, но я должна была оттолкнуть тебя. Неужели ты не понимаешь? – Пенелопа решилась посмотреть ему в лицо. – Ты доверился мне и стал для меня уязвим – это было необходимо ради лечения. А я… воспользовалась, а ведь это совершенно неприемлемо…

На этот раз Габриэль рассмеялся – по-настоящему, искренне.

– Воспользовалась? Воспользовалась мной? Пен… – Он покачал головой, смотря на Пен так, словно та сошла с ума. – Эти минуты любви – лучшее, что произошло со мной за всю жизнь.

Ее сердце едва не остановилось, ибо к стыду прибавилось еще и чувство вины.

– Ты, может быть, и думаешь так сейчас, только вот я нарушила доверие между нами. А ведь это очень важно, необходимо для твоего выздоровления: метод лечения основан на доверии. – Словно камень лег ей на сердце, когда в голову пришла еще одна мысль. – Господи! – воскликнула она. – Я никогда себя не прощу, если из-за какой-то ошибки мы потеряем все, чего добились!

Габриэль обхватил ладонями ее лицо.

– Ш-ш-ш. То, что произошло между нами, – никакая не ошибка. Я знаю, что чувствую, и понимаю, чего хочу. И жалеть тут не о чем.

Пенелопа отрицательно помотала головой. Но он лишь одарил ее нежной улыбкой.

– Думаю, твои переживания были бы не безосновательны, окажись я незнакомцем. Но, Пен… – Габриэль нахмурился и скривил губы, словно не мог подобрать подходящих слов. – Как-то ты спросила меня, почему мне не составило труда танцевать с тобой на балу в честь вашей с Майклом свадьбы. – Он погладил пальцем ее щеку. – Неужели ты до сих пор не поняла? Причина тому – ты. Ты словно сковываешь тьму внутри меня, лишаешь ее воли. Каждый раз, когда меня охватывает беспокойство, ты находишь способ вернуть мне уверенность – добрым словом, тонким намеком. Одним своим присутствием ты останавливаешь кружение и какофонию танцевального зала. Ты стала моим талисманом задолго до того, как начала лечить меня, Пен. Ты всегда им была.

Пенелопа затаила дыхание, сердце сжалось в груди.

«Его талисман?»

– И то, что сейчас произошло между нами, только усиливает это чувство. Поэтому перестань смущаться – тому нет причины. Кроме того… – Его нежная улыбка внезапно превратилась в порочную, и Пен ощутила предательскую волну тепла внизу живота. – После твоих объятий мне кажется, что мне подвластен весь мир. Полагаю, тебе следует вновь поцеловать меня. Возможно, впоследствии я буду ассоциировать это чудесное чувство могущества с твоими губами, и… – Габриэль наклонил голову и запечатлел на ее губах легкий быстрый поцелуй, – …мне просто необходимо заполучить поцелуй, чтобы запомнить, каким сильным я нахожу себя сейчас. Это вылечит меня лучше, чем тысячи всевозможных бесед, и я осмелюсь заявить, что и тебе это нужно не меньше, чем мне.

И он вновь овладел ее губами – она позволила ему. Ведь, несмотря на свои переживания, сейчас Пенелопа ощущала себя живой. И сильной. В ее душе зародилась надежда – не только в отношении Габриэля, но и самой себя. И она не хотела, чтобы это чувство ушло.

Пенелопа прервала поцелуй, чтобы отстраниться. Наконец она приняла решение:

– Помоги мне снять корсет.

Секунду Габриэль колебался, будто не в силах поверить, что она вновь хочет ощутить его прикосновения, но вот его пальцы уже принялись вытаскивать шнурки из прорезей. Когда он закончил, Пенелопа повернулась к нему – медленно, позволяя ему осторожно стянуть с себя корсет. Когда она сняла сорочку, на ней остались лишь чулки и туфли.

Габриэль жадно созерцал ее, его взгляд словно обжигал ее тело. Пенелопа потянулась к нему, чтобы распустить галстук, который, на удивление, был еще завязан, хотя и криво. Брюки по-прежнему оказались на нем, лежали на сапогах, и Пен, заметив это, не смогла сдержать смех. Бромвич взглянул вниз и, поняв, над чем она смеется, улыбнулся – той своей улыбкой, которую обожала Пенелопа.

– Какая нелепая парочка, – сказал он. – Ты в своих чулках и подвязках, и я…

– А мне кажется, мы очень милая пара, – поддразнила его она, наслаждаясь теплом, горевшим в его глазах. – Но, думаю, нам все-таки стоит раздеться. Ты не согласен?

Пен наконец развязала галстук. Они быстро избавили друг друга от остатков облачения, прерывая это занятие поцелуями и ласками. Однако ни один из них не мог прогнать навязчивые неприятные вопросы: не совершила ли Пенелопа чудовищную ошибку, став любовницей Габриэля? Может, ей стоит оставить его в покое? Принесет ли это счастье обоим? – эти вопросы словно витали в воздухе между ними, и Пен ответа на них найти не могла.

Когда оба полностью обнажились, Пенелопа вновь поцеловала Габриэля. Боже, как приятно было прислоняться к его нагому телу! Он потрясающе сложен: подтянутый, немного волос на груди… От его прикосновений по ее коже бежали мурашки – не холодные, а теплые, сопровождаемые горячей волной удовольствия, захлестывающей все тело.

Габриэль позволил ей завладеть его губами однажды… дважды… и стал поглаживать ее спину, опуская руки вниз, к ягодицам. Очередной поцелуй Пенелопы он прервал и прильнул к ее шее, все крепче прижимая к себе ее тело.