Сама — не пойду! И заявление заберу! А уволишь — компенсацию выплатишь! Как положено! И подъемные! Я тебе не бесправная овца, не знающая законов. Я их очень даже хорошо знаю!
И вон я пойду только с деньгами, положенными мне по закону! Так что это ты иди! Вон!
Я выпрямилась, посмотрела последний раз на себя в зеркало, ища следы своего очередного морального и физического сегодняшнего падения. Все в порядке.
Я — в порядке!
И вышла из туалета.
И первое, что сделала, вернувшись на свой этаж, это отозвала заявление об увольнении. Потому что по законодательству я имела полное право это сделать.
9
— Сучка!
Паша сплюнул зло прямо на дорогое ковровое покрытие кабинета и опять выбил сигарету из пачки. Много курить начал. Много. Надо бы сокращать. Уже триста отжиманий по утрам с одышкой.
Взгляд не отпускал тяжелую дверь, за которой минуту назад скрылась эта мелкая дрянь. Полина. Мелехова. Надо пробить будет, может, реально донские казаки в предках? Это бы многое объяснило.
Странная баба, конечно.
Выбесила.
А Паша уже отвык выбешиваться. Обычно, если его что-то бесило, то кто-то за такое сразу отвечал. А здесь кто ответит? С бабы дурной какой спрос?
Вот чего ей, спрашивается, не хватило?
Он ей, можно сказать в любви признался… Хотя, не, любовь — это пиздец как тупо и неправильно. Нет ее, любви этой, бабы же сами и придумали, чтоб мужиков на бабло разводить. Это уже давным давно понятно.
Эта овца должна быть счастлива, что он на нее вообще внимание обратил.
Член в нее сунул. А она нос воротит. Овца.
Стояла здесь, тряслась. Глазищами своими хлопала, губки искусанные открывала.
Он поразился сразу, какая маленькая. Особенно по сравнению с ним. Беленькая, фигуристая. Красивая такая. Глаза запавшие, горят по-дурному. Всегда по бабе видно, если выебали хорошо, качественно. Прям и смотрит по-другому, и ходит…
Полина и смотрела на него так, что хотелось не рассусоливать. Он и не стал.
Взял прямо на диване кожаном. Заменить, кстати, надо будет. Вообще трахаться неудобно, скользко и потно.
Зато она, лисичка Полина, была хороша нереально. Нежная, отзывчивая. И в глазах… Ух! Сразу было понятно, что не играет, реально хочет.
Паша умел определять, когда баба реально хочет, поэтому со шлюхами дело имел крайне редко. Не заводило, если играет. Сразу хотелось морду блудливую впечатать в матрас и не видеть ее вообще. Он так и делал обычно. С лисичкой хотелось, чтоб смотрела. Лицом к лицу хотелось. Половина кайфа — взгляд ее бешеный, стоны ее сладкие, дрожь тела, которую она контролировать не могла. И это заводило. Когда баба так теряет контроль с тобой, это особенное ощущение.
Это как на ринге, когда смотришь на противника. И знаешь, как именно он ляжет. И то, что непременно ляжет. Потому что ты уже все его реакции просчитал, изучил и выверил. Эта нереальная власть над ситуацией, над происходящим.
Это острое понимание за минуту до.
И с Полиной было примерно то же.
Паша знал, нутром чуял каждую ее реакцию. Знал, как сделать так, чтоб закричала, пусть даже больно, но в то же время хорошо. Сладно и мучительно.
Он неосознанно просчитывал и кайфовал все же каждый раз, убеждаясь в правильности расчетов.
Сам дурел от этого похлеще, чем от оргазма.
И знал, что может опять ее вызвать и взять, или подкараулить и увести с собой. И она посопротивляется, но потом… Потом все равно будет кайфовать. И кончать на нем, и под ним, изгибаясь и крича. Искренне и чисто.
И это было охренительное, нереальное по своей крутости ощущение.
Вот только вне постели Паша лисичку не просчитал.
Вернее, думал, что просчитал, а вот херушки вам.
Взбрыкнула чего-то, выбесила.
Ну и получила, само собой. Грубо получилось, некрасиво. Но ничего, вечером можно будет встретить, пообщаться плотнее.
Да… Плотнее — это правильно, это хорошо.
А пока надо все выяснить про нее. Вдруг реально казачья праправнучка? Это было бы прикольно.
Паша усмехнулся, с удивлением ловя себя на том, что успокоился. Просто думая о несговорчивой, выбесившей его бабе. И это тоже было прикольное ощущение.
— Батю ко мне, — коротко сказал он в переговорку, и Соня согласно мурлыкнула в ответ.
А Батя явился ровно через пару минут, словно за дверью стоял. Впрочем, по его роже блудливой было понятно, что, скорее всего так все и было.
Паша уселся за стол, глянул остро, настраивая на рабочий лад.
— С Вовой договорились, сегодня встречаемся. — Батя, за столько лет работы, уже прекрасно знал, когда можно чуть расслабиться, а когда надо сжать булки. И сейчас явно был второй вариант.
— Где?
— В бане, бля, — с досадой цыкнул зубом Батя, отводя взгляд и показывая всем своим видом, что он думает о таких способах ведения переговоров.
— Васю с собой.
— Конечно. Только, Паш…
Паша отвернулся к экрану ноута, демонстративно игнорируя трагическую паузу Бати.
Тяжкий вздох.