– Да что ты! – усмехается засранец. – Давно?
– А это тебе надо отвечать… Давно, Кир?
– Когда ты отправил ее в гостиницу… к нам с Доминикой в номер.
– Поверить не могу, – смеюсь я. – С самого начала? Твоя идея – разыграть передо мной роман?
– Димас, ты тугодум. Девушка так хотела, чтобы ты признался и предложил ей нормальные отношения, а ты… Гребаный мудак, так проколоться!
Мы с Кириллом ржем в голос, пока он резко не замолкает.
– И что теперь делать планируешь? – интересуется деловито.
– А что тут сделаешь? – горько усмехаюсь в ответ.
– Я тебе скажу. Сделать можно все, что угодно, если тебе, конечно, нужна Карина.
– Она меня не простит.
– Нет, она тебя не простит, если ты позволишь ей улететь, зная, какой ты козел. Но есть весьма неплохой шанс, что однажды она простит тебя, если ты пойдешь и расскажешь ей все. От самого начала до самого конца.
– И где же мне искать свою ягоду? – задумчиво чешу я репу, а Кир встает из-за стола.
– Чего расселся? Поехали, клоун. Как вы с ней меня достали уже! Учти, братиш, если родится мальчик, вы просто обязаны назвать его Кирюшей и сделать меня крестным! Иначе…
– Да понял я, понял! Всех сына – Кириллом, дочку – Кирой! Все, что захочешь, только поехали уже!
Я не запоминаю дорогу до дома Карининых предков, слишком занят. Снова и снова я ищу через поиск Карину Островскую и не могу найти. Она, что, удалила свою страницу?!
– Подъезд этот, – кивает друг, стоит только припарковаться у незнакомого дома.
– А квартира?
– Чувак, ну я же не волшебник! – разводит он руками. – Давай по-старинке, ножками, ножками!
Я подхожу к подъезду, смотрю на табличку с номерами квартир и начинаю прозванивать, задавая один и тот же вопрос:
Примерно в двадцатой по счету квартире после моего вопроса повисает молчание. А потом дребезжащий, явно старческий голос отвечает:
– Чай, не ты ли сынок обидел нашу Кариночку?
– Я, бабуль. Не хотел, а обидел. Нелепая случайность, бабуль. Приехал все ей объяснить. Мне бы только рассказать ей правду, сказать, что люблю я ее, а там пусть злится, кричит, плачет, обижается, но только не считает, что я нарочно играл ее чувствами!
– Ох, милок! – говорит мне пожилая женщина. – Так уехала наша Кариночка. В аэропорт. Разминулись вы с ней.
– Мама, кто там? – слышится на заднем фоне.
– Так жених Кариночки приехал. Прощение просить, – бесхитростно говорит старушка.
Мама Карины распаляется грозной тирадой на свою мать, а потом, по всей видимости, выхватывает трубку домофона.
– Не вздумайте портить моей Карочке жизнь, молодой человек! Оставьте ее в покое, дайте спокойно улететь в Испанию и забыть все расстройства как страшный сон!
– Простите, – выкрикиваю я на ходу. – Не могу! Люблю я вашу дочь!
Бегом мчу до Кирилла и, запрыгивая, кричу:
– Едем-едем-едем! В аэропорт, живо!
– Укатила уже?
– Да, – разочарованно отвечаю, открывая расписание самолетов. – Разминулись.
Кирилл сосредоточенно ведет машину в сторону Шереметьево, а я выбираю подходящие рейсы. Надеюсь, я окажусь прав. Тогда у нас в запасе будет минимум тройка часов!
Я врываюсь в здание аэровокзала, ношусь в толпе, выискивая глазами девушку своей мечты. Но не нахожу.
Кидаюсь к стойке информации:
– Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, рейс до Испании, возможно, с пересадками, какой ближайший?
Девушка за стойкой делает запрос по компьютеру и отвечает:
– Ближайший… минут через семь. Не успеете. Следующий с пересадками через полтора часа, прямой…
– Спасибо. А можно объявление дать?
– Да, давайте, – с сомнением смотрит она на меня. – Что объявить?
Спустя несколько мгновений она объявляет на весь аэропорт: «Карина Островская! Вас ожидают у стойки информации в зале ожидания! Пожалуйста, не забирайте, – она переспрашивает, что я сказал, и я повторяю. – Не забирайте с собой сердце Дмитрия!»
Ко мне подбегает Кирилл.
– Я все узнал, Димас! – запыхавшись, говорит он. – Карина прошла регистрацию, это значит…
И в этот момент, оглашая ревом турбин всю округу, на взлет идет огромный боинг, унося на своем борту мою любовь.
Самолет начинает свое движение, быстро набирая скорость, и меня безжалостно припечатывает к сиденью. Закрываю глаза и шумно выдыхаю, шасси отрываются от асфальтированного полотна взлетно-посадочной полосы, и самолет постепенно набирает высоту, от которой закладывает уши. Почему нельзя взять и вот так вырубиться по желанию? Никаких тебе переживаний, никакой боли от предательства!
– Простите, девушка, вы забыли пристегнуть ремень, – мило улыбается мне стюардесса.
– Это нервное! Извините, – быстро защёлкиваю незамысловатый ремень и трогаю за локоть уходящего бортпроводника.
– Простите, а можно чего-нибудь выпить?! – смотрю я с надеждой на неё.
– Сейчас самолёт наберёт высоту, и после сигнала можно будет приобрести напитки, закуски и также, если есть необходимость, посетить туалет! Немного терпения, – вышколенная за годы работы речь и улыбка восхищает.
Она словно отключила в себе все чувства: никаких тебе страхов и, тем более, ненужных мыслей. Мне бы так!