Любовь опаснее меча

Уррий, стараясь не впасть в панику, решил что на склоне холма встретить врагов будет сподручнее, выскочил из часовни и пробежал несколько ярдов по насыпи — дальше были останки отряда иноверцев, брезгливость перемешалась в душе Уррия с опаской поскользнуться. Уррий развернулся. Противоречивые чувства раздирали его, но главным было необъяснимое несказанное счастье, вливающееся в него из чудодейского шара и невесть почему возникшая ненависть к Фраксу, который оказался совсем не тем, кем его считал Уррий.

Уррий, чтобы встретить противника во всеоружии хотел положить необыкновенный шар у обочины. Но почти невесомый шар словно прилип к его рукам — точно не желал с ним расставаться!

В дверях показались враги. Уррий не сомневался, что они ему враги — враги всех, кого Уррий любил и всего, что любил и чему поклонялся. Иноверцы… Ненависть к Фраксу, охватившая Уррия, перенеслась на всех, находившихся в Красной часовне. Он страстно желал уничтожить это осиное гнездо, чтобы камня на камне не осталось от подземного вместилища зла.

Чудесный шар как будто услышал его мысли, дернулся в руках и запульсировал цветовыми переливами. С неба, на котором не было ни облачка, вдруг сорвалась ослепительная молния, удар грома заложил Уррию уши, вновь где-то в затылке появилась боль, но почти сразу исчезла. Стараясь придерживаться самого края дороги, Уррий поспешно сбежал вниз, к основанию холма.

Новая молния ударила в самое основание часовни и здание начало рушиться внутрь себя. Уррий отбежал еще на несколько десятков ярдов, чувствуя как дрожит под ногами земля. «Так их! — злорадно кричал он. — Чтобы от подземного помещения и воспоминания не осталось!»В голове пронеслась зримая картина, как рушатся четырехугольные столбы, как валится золотая дорога, по которой поднимался Фракс.

Трое выбежавших из часовни и спускающихся к Уррию воинов обернулись и смотрели на рушащуюся часовню. Одного тут же убило куском красной известняковой плиты, двух других испепелила очередная молния.

«Так их, так!» — восхищенно думал Уррий. И вдруг сообразил, что он победил. Всех победил. И делать ему здесь больше нечего. Совсем. Надо возвращаться в замок.

Но что делать с чудесным шаром? Уррий не желал с ним расставаться, он уже знал, что именно шар вызывал наваждения, которые могли сражаться и убивать. И от шара исходило удивительно приятное чувство. Но не идти же с ним в замок! Как он там объяснит его происхождение? Об этом-то Уррий как-то не думал — надо ли вообще рассказывать кому бы то ни было (за исключением Эмриса и Ламорака, разумеется) о происшедшем. С одной стороны его распирала гордость за одержанную в честном поединке победу над грозным противником, а с другой — что-то подсказывало ему, что лучше об этом не говорить никому. И это что-то исходило от шара. Решено, Уррий его спрячет от любопытных глаз. И тут же догадался, что лучшим местом будет тайный грот, известный только ему, Эмрису и Ламораку на маленьком острове без названия, что посреди озера Гуронгеля.

Последняя молния ударила в останки часовни, бушующее пламя в миг объяло остатки стен. С неба, оказавшимся вдруг заполненным огромной черной тучей, рухнул на землю проливной дождь. Уррий побежал к верному коню, чтобы помчаться по тропе к берегу Гуронгеля, спрятать чудесный шар и поскорее вернутся в уютные и безопасные, такие желанные сейчас, стены Рэдвэлла. День выдался очень тяжелым.

Когда рухнула Красная часовня и все сто двенадцать колонн, державших золоченый пандус переломились посередине, словно лучины, Координатор Фоор выкинул вверх руки, удерживая падающие обломки и не давая рухнуть многотонной спирали на находящихся в круглом зале людей. Пришлось использовать всю силу, данную ему Алвисидом и многократно усиленную десятилетиями упорных тренировок и самосовершенствования. Но его силы надолго бы не хватило. Фоор услышал как кто-то из апологетов распорядился немедленно всем покинуть храм и почувствовал, что ему стало много легче удерживать вес пандуса и каменных обломков — хэккеры пришли в себя и помогли своему Координатору. Фоор медленно стал продвигаться к центру зала, туда, где лежал труп бывшего отстоятеля плоти Алгола.