Джойс перебралась к Саре. Энн сказала, что у нее терпение лопнуло, что она оставит Хэла. «Но я же скоро выйду на пенсию. И вы бросите меня одного?» — возмущался он.
Брат приехал к Саре. Без звонка, внезапно. Остановившись посреди гостиной, он вопросил, как будто объявил с высокой трибуны:
— Сара, ты не думала о том, чтобы нам с тобой провести вместе последние годы?
— Нет, Хэл, не думала.
— Ведь ты моложе не становишься, не так ли? Пора тебе покончить с этим дурацким театром. Мы могли бы купить домик в Италии или во Франции.
— Нет, Хэл, нет.
Он стоял статуей, возмущенно уставившись куда-то в ее направлении, вытянув вперед руки ладонями кверху, демонстрируя всем своим видом, как все к нему жестоки и несправедливы. К нему, всегда правому, во всем безупречному. Младенец-переросток с кругленьким брюшком, аккуратным ротиком, предъявляющий претензии на всю ее оставшуюся жизнь, но не видящий и не желающий ее видеть. Сара подошла ближе, остановилась на расстоянии одного шага, чтобы он смог наконец увидеть, с кем разговаривает.
— Нет, нет, Хэл. Нет. Ты слышишь меня? Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Окончательно — нет.
Его губы болезненно искривились. Он развернулся, как будто сонно, неуверенно, и поплыл к выходу, восклицая:
— Чем я им всем так насолил? Скажите мне! Скажите! Кто-нибудь может меня просветить, чем я им всем не угодил?
Энн сняла квартиру, Джойс переехала к ней.
Бриони и Нелл возмутились и не желали общаться с матерью и сестрой. Они объявили, что выйдут замуж за своих бой — френдов, но отец плакал, умолял не покидать его. Обе поняли наконец, каким защитным экраном служила для них мать, сколь многого они попросту не замечали. Гордость не позволяла им сразу примириться с матерью, они утверждали, что та скоро опомнится. А Саре досталась роль посредника, почтового ящика.
— Что мама сказала, когда узнала, что мы с ней больше не будем разговаривать?
— Она сказала: «Ну-ну… Но когда девочки поостынут, напомни, что у них есть номер моего телефона».
— Нахальство какое! — возмутилась Бриони.
— Так ей и передать?
— Сара, ты на чьей стороне?
Нелл, примерно через неделю:
— Ну, что они там делают?
— В смысле — чем занимаются? Мать работает, как обычно. Джойс готовит на двоих. И пытается учить испанский.
— Джойс готовит! Да она яйцо сварить не сумеет.
— Теперь готовит.
— И уверена, что со своим испанским найдет работу?
— Я только сказала, что она пытается учить испанский.
Сара не сказала, как расцвела Энн. Сколько она помнила жену своего брата, та всегда оставалась раздраженной, страдающей, изможденной. А сейчас Энн и Джойс выглядели как девушки-сестрички, вылетевшие из родительского гнезда и начинающие самостоятельную жизнь. Они охотно общались, болтали, дарили друг другу мелочи, устраивали мелкие приятные сюрпризы. И хихикали, смеялись, хохотали…
Бриони:
— А что говорит Джойс? Она хоть что-нибудь говорит? Небось по уши довольна сама собой.
— Да, верно. Она говорит, что все ее мечты сбылись.
— Вот-вот, мы так и знали!
— Что вы знали?
—
— Но, Бриони, постой, погоди… Не воображаешь же ты…
— Что? — Бриони настроилась агрессивно.
— Не думаешь же ты, что Джойс и в самом деле останется дома.
— Как? Почему? А как же?
— Потому что ей снова надоест… приестся…
— Ой, что ты, тетя…
— Она опять уйдет, опять вернется… И все вернется на круги своя.
— Но это же… несправедливо, — обиделась Бриони.
Посылка с письмом от Элизабет. В письме известие, что, когда сосед ее, Джошуа Брутон, завершит бракоразводный процесс, она выйдет за него замуж. Стивен, конечно же, упоминал соседа. Она, Элизабет, знала Джошуа всю жизнь, и их земли очень удачно граничат. Она заверяла Сару, что традиция увеселений не отомрет, хотя она и не сможет отдавать этим мероприятиям столько энергии, сколько Стивен. О Норе Элизабет не упоминала. В посылке оказались картина, висевшая на стене в спальне Стивена, и фото.