— Послушай, Хэл, — сказала Сара, понизив голос. — Не забывай, что Джойс больше не дитя. Она давно выросла, она уже женщина.
— Он этого не видит, — добавила Энн. — Не способен сообразить.
— Да перестаньте вы! — взорвался Хэл и тут же сник. Уронил руки, опустил голову, сжался, как будто уменьшился в размерах.
Человек, шагавший по жизни от успеха к успеху, натолкнулся на, неразрешимую проблему, возникшую не день или неделю назад, а давным-давно. Получается, что он на эту проблему просто-напросто закрывал глаза.
— Ужасно, ужасно, — пробормотал Хэл. — Что же нам теперь делать? Моя дочь общается с подонками и бездельниками.
— Твоя дочь общается с алкоголиками, наркоманами и проститутками, — безжалостно уточнила Энн, полностью разворачиваясь наконец к Саре и Хэлу. — Пора взглянуть правде в глаза. Ничего мы не можем сейчас сделать. Разве что приковать к кровати, запереть на замок. Атак… Ждать, авось появится. И скажи, почему ты всегда на нее орешь? Не диво, что Джойс убегает к Саре.
Людй, никогда в жизни ничем не болевшие, заболев неожиданно в первый раз, переживают шок, могут даже умереть с перепугу. Такого же масштаба моральный шок пережил Хэл. Если признать поражение, что последует? Он сидел без движения, шумно дышал, не глядя ни на сестру, ни на жену.
— Ужасно, ужасно, — вздохнул он наконец и встал.
— Да, дорогой, именно ужасно, — подтвердила Энн, как будто смакуя этот ужас. — И вся жизнь прошла ужасно, а грядущее еще ужаснее.
— Надо что-то предпринять, — потерянно бормотал Хэл, словно бы возвращаясь к началу беседы.
— Бог ты мой! — вздохнула Сара.
— Смешные вы ребята. — И Энн усмехнулась. Презрительно.
Возмущенная Сара чувствовала, что ей опять достанется роль козла отпущения.
— Вы оба воображаете, что можно что-то сделать такое, что Джойс вдруг преобразится, — пояснила Энн свои ощущения. Она пожала плечами и как-то жалко глянула на Сару.
Муж с женой направились к выходу, крупный мужчина шел, шаркая подошвами, не поднимая головы. Сара представила себе бурные сцены между ними. Энн яростно нападала на мужа, Хэл бормотал: «Да, надо что-то предпринять». И так год за годом. А добрая Сара тем временем сидела с Джойс. Разговоры ничего не меняли. А может быть, все-таки меняли. Сара раньше не верила, что можно найти какое-то средство, чтобы вдруг сделать Джойс нормальным человеком.
Дверь закрылась, Сара услышала шаги по лестнице, удаляющиеся голоса участников супружеской сцены.
Сара села за свой стол, уставилась в водянистую глубину зеркала. Надо поработать над песнями, возможно, добавить какие-то слова.
Музыку, написанную той весной, она назвала «Песнью ледяных берегов».
— Я вытяну руку к облаку брызг водопада… — начала Сара.
Она, Сара, нашла руку во мгле. Теплая рука Стивена появилась из неизвестности. Сильная, добрая рука. Но в хватке этой руки ощущалось отчаяние. Она просила о помощи, эта рука.
Репетиции начались в одной из лондонских церквей, в зале настолько мрачном, что потребовалось добавочное освещение даже среди солнечного дня. Начали неполным составом. Музыканты и певцы должны были подойти позже. Генри Висли присутствовал на нью-орлеанской премьере «Дамы с камелиями» в декорациях тамошних борделей времен рубежа веков. Рой Стрезер, Патрик Стил и Сэнди Грирс, отвечающий за свет и спецэффекты, заняты на последних репетициях «Абеляра и Элоизы» на сцене «Зеленой птицы». Дальше последует «Гелла Габлер». Патрик заявил, что рад малой потребности «Жюли» в декорациях. Он так разочарован! Сара превратила его Жюли в «синий чулок», и он ей это вряд ли когда — нибудь простит.
Прибыла Жюли, крепкая здоровая девушка с дымчато-голубыми глазами, несомненная ирландка. Из Бостона. Звали ее Молли Мак-Гвайр. Печатника Филиппа играл Ричард Сервис из Рединга, спокойный мужчина средних лет, наблюдательный и неразговорчивый, каким и следовало быть Филиппу. Лейтенант Поль, он же Билл Коллинз, оказался просто красавцем, сразу заявившим, что он до мозга костей кокни и в подтверждение этого затянувший на кокни «Она была бедна…» — песенку, которая грозила стать красной нитью репетиций. На самом-то деле Билл происходил из фешенебельного лондонского предместья, хотя полжизни провел в Штатах вследствие сложных отношений между родителями. После двух строк песенки про честную, но несчастную девушку он на безупречном английском выдал тираду: